Марго Мертц все уладит - [78]

– Нет, мама. Никто…

– Наша помощь нужна?

– Вряд ли. Я не знаю, можно ли что-то сделать.

Я закусила щеку, пытаясь сдержать рвущиеся изнутри слова, но посмотрела на родителей, увидела, как они за меня переживают… и рассказала практически все. Даже те подробности о своей работе, которых им лучше не знать.

– Я не понимаю, что мне делать. Я очень хочу помочь девочкам и призвать парней к ответу, но не представляю как.

– Муравьишка, это не твоя работа, – заявил папа.

Он не называл меня Муравьишкой с семи лет.

– Марго, ты самая умная девочка на свете, – добавила мама, бережно приглаживая мне спутанные волосы. – Мы с папой оба так считаем. И не потому, что ты наша дочь. Ты с шести лет поражала своими способностями. Ты очень, очень умная.

Сейчас наверняка прозвучит «но».

– Но в одиночку ты не справишься.

– Ты не судья, не полицейский и не социальный работник, – добавил папа. – С этими парнями должны работать специалисты.

– Я не могу пойти в полицию. Они с киберпреступлениями не связываются. А школа ничего не сделает. – Я рассказала им про Уэйкфилд – про то, что там никого не наказали. И про Шеннон, которая строго-настрого запретила идти в полицию. – Просто мне надо немного подумать…

Папа кивнул. Мама украдкой улыбнулась. Уговаривать меня не стали. Переубеждать – тоже. Мне дали возможность самой принять решение. Такая у них была манера воспитания.

– Пойду-ка я спать. Подумаю на свежую голову.

– Хорошая мысль, доченька, – сказала мама и снова, третий раз за вечер, крепко меня обняла.

За ее плечом виднелся стол, заставленный остывшей снедью. Поразительно, до чего романтичными порой бывают родители. Они достали свечи и тканевые салфетки. Видимо, устроили свидание, пока меня нет дома.

– Что за праздник? У вас что, годовщина? – спросила я. Кажется, свадьба у них была в августе.

Папа хохотнул. Мама тоже вежливо рассмеялась.

– Нет, правда? Или вы всегда празднуете, когда меня нет дома?

Они с легкой тревогой уставились мне в глаза.

– Марго, сегодня у мамы день рождения, – сказал папа.

Ну конечно же! Первое мая… Я не только забыла про подарок, я ее даже не поздравила. Сегодняшний день приносил один сюрприз за другим.

– Господи… – Из глаз снова закапали слезы. Наверное, скоро умру от обезвоживания. – Какой кошмар… Поверить не могу, что я…

– Эй! – перебила мама. – Не драматизируй. Тебе было не до того.

– Это не оправдание.

– Марго, если бы я хотела, чтобы вся твоя жизнь вращалась исключительно вокруг меня, то вместо дочери завела бы собаку.

Странная аналогия, но ладно.

Вмешался папа:

– Я купил твоей маме торт у «Джексона». Давайте завтра сядем и отпразднуем? Договорились?

Они еще раз обняли меня, и я пошла к себе. Мама в силу доброго характера пыталась меня приободрить. Однако то, что я забыла про ее день рождения, не просто плохо. Это ужасно. Я, как одержимая, не вижу ничего вокруг.

Я влезла в пижаму и обняла подушку. В голове стучало, кости ныли, щеки тянуло от слез. Как, черт возьми, до такого дошло – чтобы я в истерике просила папу с мамой о помощи? В чем причина? В работе? Это дело стало для Марго Мертц последней каплей?

Труди Кин тоже в какой-то момент сломалась. В пятнадцатой, самой последней книге авторы (литературные негры) решили, что достойным завершением саги станет сокрушительное поражение. Труди ушла в отставку, нашла себе мужа и родила ребенка, «как и надлежит каждой достопочтенной женщине»[134]. С тех пор она жила долго и счастливо, своим примером вдохновляя девушек по всему миру отказаться от задумок и планов.

Как по мне, мрачнее финала не придумать[135]. Лучше бы она утонула в озере или погибла от шальной пули в перестрелке на автозаправке. Надеюсь, я в отличие от нее не паду так низко.

Пойти в полицию – все равно что расписаться в собственном бессилии, в том, что это дело мне не по зубам. А если не пойти, оставить все как есть – ничего не получится. Не важно, сколько ноубтуков я разобью. Если я хочу, чтобы Крис со своими приспешниками получили по заслугам, надо не молчать, а предать историю гласности.

Вопрос один: согласятся ли жертвы? В полиции наверняка заявят, что те должны выдвинуть обвинения. Потратить уйму времени, раскрыть себя, вытерпеть унижения, и все ради сомнительного результата. До чего тернист путь к справедливости… Пока дойдешь – весь исцарапаешься.

Я так устала, что хотелось одного: чтобы родители оказались правы. Надо передать это дело специалистам. Сложить с себя обязанности.

Я перевернулась на спину и уставилась в окно. Дождь все еще шел и заканчиваться не спешил. С ним было спокойно. Водосточный желоб, как всегда, стучал по стене. Обычно этот звук меня бесил: неравномерное «бах-бах-бах» выбивало из ритма. Сегодня постукивание странным образом успокаивало. Знакомое, привычное. Самое стабильное, что есть в моей жизни. Вот бы дождь никогда не заканчивался…

* * *

Утром я проснулась с дикой головной болью. Так всегда бывает, если я в половине седьмого не выпью чашку кофе. Я перевернулась и глянула на телефон. Два тридцать пять. Не ночи – дня. Ничего себе, я выспалась! Последний раз со мной такое бывало… не в этой жизни точно.

Я сходила на кухню, выпила растворимого кофе (та еще гадость) и хотела снова взяться за работу. Однако увидела, что родители сидят рядышком на диване и разгадывают кроссворд, и подумала: к черту все! Крис, «Шлюшки Рузвельта», моя летящая под откос жизнь подождут до понедельника.