Маргарита де Валуа. История женщины, история мифа - [49]
Теперь ему полегчало. Два с половиной года с тех пор, как он бежал от двора, он не видел ни жены, ни тещи и приобрел вкус к свободе. А также к исполнению роли короля. Вдали от этих женщин, от их политических сетей, в которых неизменно запутывались и самые ловкие, он сумел начать осторожную игру с Короной и более или менее преуспел в том, чтобы вернуть себе влияние на союзников-гугенотов, однако так по-настоящему и не порвал с королем Франции. Хотя региональная карта и национальная карта почти всегда казались антагонистичными, он начинал понимать, что приобретает все более серьезные шансы в борьбе за наследование трона, тем более что королевская чета оставалась бесплодной, а Месье, со своей стороны, все еще не женился. Поэтому король Наварры добивался прежде всего мира и восстановления порядка в этом регионе, где столько лет царила анархия, даже если порой и уступал нажиму со стороны окружения, менее заинтересованного в согласии[214]. Так что приезд обеих королев не был для него простой формальностью. Он хотел, чтобы они помогли ему ограничить власть маршала де Бирона, выдающегося полководца и тонкого политика, который по приезде в Бордо резко обострил отношения между королевскими войсками и реформатами и причинил ему массу беспокойств. С другой стороны, он должен был приближать мир с Короной, не создавая впечатления, что идет на уступки.
С этой первой встречи начались переговоры; в отчете сыну Екатерина уверяет, что «королева Наваррская весьма старалась и хорошо послужила […] мужу, что касается названного господина де Бирона»[215]. Обсуждения завершились 5 октября подписанием нескольких статей, о которых договорились обе стороны, но никаких окончательных решений принято не было. Так что в последующие месяцы обе королевы продолжали ездить по Гаскони, занимаясь совместной терпеливой работой ради замирения этой страны, истерзанной гражданскими и религиозными распрями. «Королева моя мать, — пишет Маргарита, — полагала недолго пробыть [на Юге], но случился ряд инцидентов как со стороны гугенотов, так и католиков, что заставило ее задержаться здесь на пятнадцать месяцев»[216].
Король Наварры не сопровождал их повсюду. Он не собирался примыкать к кортежу тещи и, кстати, должен был договариваться с собственными союзниками до встреч с королевами, во время этих встреч и после них, что не могло не создавать проблем. Так, из Ажена, где маршал де Бирон устроил каждой из женщин блистательный въезд, Екатерина писала, что король Наваррский как будто согласен на мир, — во всяком случае, он заверил в этом Маргариту, — но этого нельзя сказать о его окружении[217]. Поэтому начало настоящих мирных переговоров со дня на день откладывалось. Тем временем обе дамы направились в Тулузу, куда Маргарита совершила въезд «в белых камчатных носилках, богато украшенных, позади которых следовало множество детей-хористов, певших и игравших на лютнях». На следующий день парламент этого весьма католического города принял по отдельности мать и дочь, и последняя привлекла к себе внимание, попросив его членов «смягчить свою суровость по отношению к протестантам»[218]. Однако в тот же день она заболела и была вынуждена на некоторое время остаться в Тулузе в обществе герцогини д'Юзес. Потом она снова присоединилась к Екатерине в Лиль-Журдене, где была назначена встреча с целью переговоров с гугенотами и где обе женщины тщетно ждали короля Наваррского и его друзей.
Наконец, в Оше протестантские вожди встретились с королевами, и начались беседы во вновь улучшившейся атмосфере. Екатерина в самом деле не жалела сил, и ее ареопаг прелестных женщин, казалось, творит чудеса. «Мы встретили королеву Маргариту и девушек, — напрямик заявляет Тюренн. — Король Наварры и названная королева поздоровались и выразили большую готовность прийти к соглашению, чем в предыдущих случаях, когда они виделись; явились скрипачи; мы все начали танцевать»[219]. Ему вторит и Сюлли: «Не слыша более голоса оружия, а только голос женщин и любви, вы в полной мере становитесь придворным и флиртуете, как и другие; вас ничто более не развлекает, кроме смеха, танцев и бега за кольцом; [и этим занят] даже сам король Наварры, между тем как теща морочит ему голову красивыми словами, сея рознь и раздор между ним, г-ном принцем [де Конде], г-ном де Тюренном и другими»[220]. Маргарита сообщает, хотя и вскользь, о достижении этого уровня особой гармонии между обеими группами. Она отнюдь не считает протестантских вождей жертвами ловкости ее матери и утверждает, что они могли затягивать переговоры «намеренно, дабы как можно дольше видеться с ее фрейлинами, тем более что король мой муж был весьма влюблен в м-ль Дейель [Викторию д'Айала], а господин де Тюренн — в м-ль де Ла Вернь». Что касается королевы-матери, она действительно не забывала о своих политических задачах, в решении которых по-прежнему активно участвовала и Маргарита: «Моя дочь королева Наваррская неизменно оказывает наилучшие услуги во всех этих делах ради службы Вам», — писала она королю в конце ноября
