Маргарита Ангулемская и ее время - [3]

Вы не должны сомневаться в моей искренности… я не льщу Вашему могуществу, ибо не хочу от Вас ничего другого, кроме взаимной симпатии…

Дальнейшее содержание письма таково, что писавший его действительно не может быть заподозрен в неискренности. Да автору письма и не требовалось заискивать перед Маргаритой – в то время она была вдовой незначительного по положению дворянина, герцога Алансонского. А Эразма Роттердамского, известного сегодня великого философа и гуманиста XVI века, уже при жизни чтили во всей цивилизованной Европе. Он сам рассказывает, как благосклонно относился к нему император (Kаiser) Карл V и как добивался его дружбы король Франциск I. Его похвалы, как милости, ждали могущественные князья и государи.

Письмо Эразма к Маргарите было продиктовано теми чувствами, которые целиком разделяли большинство современников, а позже – все исследователи, занимавшиеся историей Франции и конкретно эпохой первого Валуа. Посвященные Маргарите (часто возвышенные и восторженные) произведения литературы являются не образцами напыщенного фразерства и придворной лести, а выражением искренней преданности и какого-то радостного восхищения, что она умела вызывать в людях, встречавшихся с ней на жизненном пути. Это отношение к ней сохранилось и до нашего времени. Все заметки, статьи и монографии о Маргарите дышат той же симпатией, которую мы обнаруживаем у людей, живших в середине тысячелетия. Вот как говорит о ней Сент-Бёв:[1]

Грациозная, любезная, деликатная, она освещала лучом поэзии жизнь своего брата, для которого всегда являлась добрым гением.

Другой исследователь, Гектор де ла Феррьер, называет ее одной из обаятельнейших женщин ХVI века.

Перечитывая ее письма, – письма, в которых отразилась лучшая часть ее души, я понял ту непобедимую симпатию к ней, которую, еще при жизни, она умела внушать всем обращавшимся к ней, и, в свою очередь, я ощутил эту симпатию.

Основательный знаток истории XVI века Абель Лефран (Lefrаnc) в своем предисловии к «Последним произведениям королевы Наваррской» (Les Dernières рoésies de Mаrguerite de Nаvаrre. Раris, 1896) пишет:

Когда мы вспомним, что она написала «Гептамерон» и «Духовные песни», защищала Маро, Деперье, Лефевра, Доле, Кальвина и вальденсов,[2] оценила Амио, понимала Ренату Феррарскую, наслаждалась произведениями Челлини, Серли и Клуэ, покровительствовала первым лекторам греческого и еврейского языков, всем поэтам и последователям Реформации; когда мы подумаем рядом с этим, что в продолжение тридцати лет она принимала деятельное участие во внешней политике Франции, что король постоянно обращался к ней за советами, что она ездила в Испанию и вела переговоры об освобождении Франциска из плена, что в своем королевстве она являлась настоящей правительницей; когда мы вспомним все это, тогда становится возможным утверждать, что во всей эпохе Возрождения не встречается женщины более удивительной и более заслуживающей любви.

Кроме той притягательной силы, которой обладает всегда и везде все действительно прекрасное, Маргарита Ангулемская интересует нас еще и с чисто исторической точки зрения. Она является одной из самых ярких и типичных представительниц эпохи Возрождения вообще и французского Возрождения в частности; история ее личной жизни тесно переплетена с историей всего того духовно-культурного движения, которое, начавшись значительно раньше, достигло своего апогея при Франциске I; наконец, она является тем центром, вокруг которого группируются знаменитые люди XVI века. Маргарита – одна из тех немногих женщин, которые сумели придать себе и истории своей частной жизни общечеловеческий интерес. Во введении к «Гептамерону», изданному в 1880 году, А. де Монтеглон (Montаiglon) заметил:

Когда нужно говорить о Маргарите мало-мальски подробнее, приходится излагать чуть не всю историю царствования Франциска I, и можно было бы составить очень крупную часть истории французской литературы за этот период времени.

Вот почему мы принуждены будем делать довольно длинные и частые отступления от ее жизнеописания. Говорить о Маргарите без этих отступлений нет никакой возможности: иначе рискуешь совершенно исказить ее личность. Говорить же в книге, специально ей посвященной, о Франциске I и Франции даже не есть отступление: с их историей слишком тесно связана жизнь этой замечательной женщины, до сих пор еще у нас, в России, мало известной – ее светлый образ лишь неясно вырисовывается на блестящем фоне эпохи Ренессанса.

XV век был на исходе. На французском престоле сидел Карл VIII. Сам еще юный (21 год), он женился в конце 1491 года на 15-летней Анне Бретонской, гордой наследнице герцогства Бретонского, отказывавшейся выйти замуж за кого-нибудь другого, кроме короля или королевского сына. Этим браком был положен конец длинной распре между Францией и Бретанью; герцогство, навсегда потеряв самостоятельность, было присоединено к французской короне. Женитьба Карла VIII вызвала страшное негодование со стороны германского императора Максимилиана и английского короля Генриха VII. Максимилиан был оскорблен, потому что летом 1490 года Анна Бретонская вышла за него замуж раr рrocurаtion;