Маресьев - [57]

Вообще, Маресьев помог многим молодым летчикам определить свое место в строю. К примеру, иному вчерашнему выпускнику училища не хватало стойкости, выдержки, воли, опыта. Вот тут как раз рядом оказывался он, профессионал своего дела. Его надежная направляющая рука, поддержка способствовали скорейшему вводу в строй новичка.

В повседневных заботах бежали будни. Вылеты на задания, показательные занятия, недолгие часы отдыха… В один из последних ноябрьских дней гвардии майор Числов преподнес Маресьеву сюрприз. Зайдя к нему в землянку, комэск протянул Алексею свежий номер газеты «Красная звезда».

— Читай, тут про тебя написано, — улыбаясь, сказал Александр.

— Где? — спросил Маресьев.

— Вот. — Числов показал пальцем на рассказ «Воля», занимавший половину газетной полосы.

— Значит, корреспондент сдержал слово, — взял в руки газету Маресьев.

Невольно вспомнился подмосковный санаторий. Скамейка в тенистом парке. Встреча с корреспондентом газеты «Красная звезда» майором Василием Ильенковым, который тоже поправлял здоровье. Во время командировки на фронт он подорвался на мине, получив серьезное ранение ноги. Узнав, что Маресьев без ног, да еще и летает, Ильенков заинтересовался судьбой летчика, обещал написать о нем в газете. Маресьев сообщил Ильенкову, что пару месяцев назад с ним уже встречался корреспондент из «Правды», но так ничего и не написал.

— Я напишу, — заверил майор.

И точно, слово свое сдержал.

Рассказ «Воля», опубликованный в «Красной звезде» 28 ноября 1943 года, начинался так:

«„Навсегда… Навсегда“, — думал про себя Алексей Петрусьев, разглядывая одеяло, плоско, как на доске, лежавшее на его ногах. Вот уже полгода, как он лежит и смотрит в одну точку и думает одну и ту же неотвязную думу: как жить без ног? В открытое окно доносился шум большого города, шум неумолкающего движения. По тротуару проходили люди, и слышно было, как весело стучат каблуки по асфальту. Счастливые! Бежали дети из школы, перегоняя друг друга. Счастливые!»

— Это же не про меня, — прочитав первый абзац, недоуменно вскинул брови Маресьев. — Здесь какой-то Петрусьев…

— Читай, читай дальше, — дружески хлопнул его по плечу Числов.

Маресьев продолжил чтение:

«Петрусьев закрыл глаза и увидел себя на пристани родного Камышина. Сюда прибегал он после уроков и, закинув удочку, погружался в блаженное созерцание бесконечно струящейся голубой волжской воды. Алексея всегда изумляло это неистощимое, величественное движение реки. Легкий ветер бороздил воду, и она сверкала, отвечая солнцу блеском неустанно бегущих волн. Кричали чайки, рассекая острыми крыльями упругий, теплый воздух, и белый, как чайка, пароход беззвучно плыл вниз по течению, а далеко, в опаловой дымке поднимался гористый берег, за которым лежал большой неведомый мир.

И не было ничего прекрасней в мире, чем эта могучая, широкая, сверкающая река. Но однажды над Волгой появился самолет. Он прилетел с того берега, пронесся над водой, взмыл в облака и стал кувыркаться, выписывая на голубом небе петлю за петлей. Он с ревом набирал высоту, задрав нос кверху, потом умолкал и, опрокинувшись на спину, валился вниз, молча, беспомощно, словно от безмерной усталости, и сердце Алексея замирало в страхе, восторге и зависти к человеку, обретшему крылья. Он не видел, как окунь дернул поплавок и потащил его в глубину. Он не видел ни Волги, ни парохода, причалившего к пристани, ни людей, шумной толпой хлынувших на берег. Он не слышал ни рева сирены, ни колокола, ни криков людей… Он видел лишь самолет, кувыркавшийся в небе, и слышал лишь его захлебывающийся радостный вой».

Чем дальше Маресьев погружался в чтение, тем больше он узнавал себя в главном герое. Автор в деталях описывал, как Алексей строил город Комсомольск-на-Амуре, занимался в аэроклубе, затем учился на летчика-истребителя. В подробностях в рассказе было изложено участие Петрусьева в воздушных боях с фашистскими стервятниками на Северо-Западном фронте и то, как, недотянув на сбитом самолете до своего аэродрома, он рухнул в лес, а затем 18 суток голодный и обессиленный пробирался к людям. Нашли отражение в повествовании пребывание Петрусьева в госпитале, его хождения после выписки по кабинетам комиссий и штабов, а также долгожданное возвращение на летную стезю. Заканчивался рассказ совсем недавними событиями, а именно — боями под Орлом, встречей с маршалом авиации и присвоением Петрусьеву звания Героя.

— Ну почему Петрусьев? — опять с недоумением в голосе спросил у Числова Маресьев, когда дочитал рассказ до конца. — Ведь здесь все точь-в-точь обо мне написано…

— Видно, Алексей, не пришло еще время назвать твою настоящую фамилию, — задумчиво сказал Числов. — И текст свой корреспондент не случайно рассказом назвал. А назови он его по-другому, а тебя, как есть, да еще фотографию бы приложил, то завтра бы пропаганда Геббельса на весь мир раструбила, что у русских некому воевать, у них уже безногие летчики воюют.

— Наверное, ты прав, Саня, — согласился Маресьев. — Кадило бы точно раздули. Но газету себе на память оставлю. Всю мою судьбу-индейку корреспондент красочно расписал. Причем правдиво.