Маресьев - [5]

Как-то Алексей увидел, что его старший наставник колдует над сборкой лодочного мотора. У молодого токаря тут же загорелись глаза самому смастачить подобный агрегат. Но не зря говорят: скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Не один вечер юноша провел за чертежами и непосредственно за сборкой двигателя. Некоторые узлы он выточил на станке собственными руками. Наступил день, когда мотор был установлен на лодке. Конечно, движок был далек от заводского образца: громко тарахтел, глох от попадания воды… И тем не менее работал, что доставляло Маресьеву огромную радость. А его товарищи не без зависти смотрели, как Леха рассекает на своем «катере» по зеркальным гладям Волги.

Во время учебы в ФЗУ Алексея приняли в комсомол. В те годы эта политическая молодежная организация, именуемая Всесоюзным Ленинским Коммунистическим Союзом Молодежи (ВЛКСМ), играла значимую роль в выполнении поставленных Коммунистической партией задач. Огромен вклад ВЛКСМ в дело индустриализации и коллективизации страны, в проведении культурной революции. Каждый комсомолец на своем рабочем месте старался как можно больше принести пользы Родине. Маресьев очень гордился званием комсомольца и всегда делом его оправдывал. За короткий промежуток времени работы на заводе он достиг наивысшего квалификационного разряда — 6-го. И это в 17 лет! Тогда же Алексей получил удостоверение моториста-дизелиста, которое давало ему право работать на речных судах.

В первых рядах наш герой был и в общественных делах. Любое комсомольское поручение он выполнял с чувством большой ответственности. Был пионервожатым, организовывал в селах района ячейки Осоавиахима[4], проводил различные спортивные соревнования. Даже агитировал своих земляков вступать в Международное общество помощи революционерам (МОПР) — имелась и такая организация.

Спустя годы, возвращаясь в свои юношеские годы, Маресьев вспоминал: «Мне было лет четырнадцать, когда меня назначили вожатым отряда „Деревообделочник“ [в отряде было 40 мальчиков и девочек. — Н. К.]. Тогда отряды были не в школах, а при заводах: дети рабочих одного завода объединялись в отряд. Мама знала все, что делается в моем отряде, и иной раз давала мне советы. О каком-нибудь упрямом пареньке, с которым никак не удавалось сладить, мать говорила: „Ты, верно, берешь слишком круто, а люди ведь разные на свете живут: иному нужна таска, а иному ласка. Попробуй-ка поласковей с ним…“ И всегда оказывалось, что она права.

Собирался наш отряд, где придется, своей комнаты не было, и когда клуб был занят, а в завком не пускали, я выстраивал своих пионеров на улице. Осенью бывало холодно, ветер с Волги дует, дождик моросит. Ребята стоят синие от холода, но домой не просятся — дисциплина.

Однажды меня вызвал председатель завкома и говорит: „Хватит вам, Алексей, под дождиком мокнуть. Завком дает вам комнату“. Мы обрадовались и всем отрядом пришли благодарить его. И только недавно я узнал, кого по-настоящему следовало благодарить: это мама пошла в завком и сказала, что пионерам обязательно нужно дать комнату».

Интересен его рассказ и о том, как он разносил книги по избам-читальням и клубам: «Было в ту пору слово такое „книгоноша“ — человек, который носил по деревням книги. Поручили это дело и мне, как пионервожатому. Собрал я компанию мальчишек, и отправились мы на лыжах в деревню Сестренки. Груз был немалый — штук по сто книжек несли мы в заплечных мешках. А по дороге начался буран, да такой, что ничего не видно вокруг. Мы сбились с пути. Но все-таки не испугались, отыскали верную дорогу и вышли к деревне. Сдали книги в клуб и только поздним вечером вернулись по домам».

Но чем бы Маресьев тогда ни занимался, мечта стать летчиком не давала ему покоя. Всего лишь год с небольшим прошел, как он впервые увидел крылатую машину, и с того дня сердце призывно звало его летать. Юношеское воображение рисовало захватывающие картины летной жизни. Даже во сне, случалось, он парил в облаках. Небо — безбрежное, высокое, неохватное — притягивало и притягивало к себе загадочной неотступной силой. Наблюдая каждодневно за голосистыми стаями белокрылых чаек над Волгой, Алексей мысленно летел вместе с ними на большой серебристой птице.

А тут еще масла в огонь подлил призыв ЦК ВЛКСМ: «Комсомолец — на самолет!» Он прозвучал 25 января 1931 года с трибуны IX съезда комсомола, где было принято решение взять шефство над Военно-воздушными силами Красной армии. В своем обращении делегаты заверили «всех бойцов, командиров, политработников Военно-воздушного флота страны в том, что Ленинский комсомол, принимая шефство над воздушным флотом, сумеет с честью выполнить свои новые задачи, новые обязательства». Делегаты определили задачи: «Дадим стране 150 тысяч летчиков!» и «Трудовой народ, строй воздушный флот!» Профессия пилота, которой грезил Маресьев, становилась одной из самых популярных, она олицетворяла лучшие качества человека.

«Тридцатые годы были временем становления и бурного роста советской авиации, которая сделалась именно тогда любимым детищем народа, — вспоминал о той эпохе заслуженный летчик-испытатель С. А. Микоян. — Летчиков любили, летчиками восхищались. То и дело сердца миллионов почитателей авиации охватывали волнение и энтузиазм, вызванные радостными, героическими, а порой и трагическими событиями — перелетами, рекордами, авиационными праздниками, спасением челюскинцев, полетами и гибелью самолета-гиганта „Максим Горький“, экспедицией на Северный полюс и, наконец, боевыми делами наших авиаторов».