Марджори в поисках пути - [128]

Все это пронеслось в ее сознании за время, необходимое, чтобы сделать два шага. Потом ее взор упал на порозовевшее от счастливого волнения лицо отца, смотрящего на нее от подножия помоста. Зеленый оттенок исчез, и она снова увидела свое бракосочетание в свете огней этого зала. Если все это, с точки зрения Ноэля, просто смешно, подумала она, то он может сколько угодно насмехаться над этим. Она же есть то, что она есть, Марджори Моргенштерн с Вест-Энд-авеню, и сейчас она выходит замуж за человека, за которого она хочет выйти замуж, и так, как она хочет это сделать. Это была прекрасная свадьба, и Мардж знала, что она очень красивая невеста.

Она подошла к подножию лестницы. Ее отец встал рядом с ней. Беря его под руку, она повернулась немного и взглянула в зал, ожидая увидеть там усмешку Ноэля, которого отделяло от нее не более десяти футов. Но, к ее удивлению, он не улыбался. Он выглядел куда лучше, чем в Париже: не таким худым, не таким бледным, похоже было, что к нему вернулась и вся его шевелюра. На его лице было почти отсутствующее, слегка озадаченное выражение. Его рот был приоткрыт, на глазах поблескивали слезы.

Орган загремел во всю свою божественную мощь. Марджори так же ровно прошествовала навстречу своей судьбе и стала миссис Милтон Шварц.

24. Дневник Уолли Ронкена

5 июля 1954 года

Сел за стол в 9.40. Был в прекрасном самочувствии и надеялся переделать кучу дел. Но нечасто случается, что в твою жизнь вторгаются призраки прошлого, и об этом следует сказать, прежде чем я перейду к сути дела.

Вчера я встретил Марджори Моргенштерн — собственно говоря, она теперь миссис Марджори Шварц — в первый раз спустя пятнадцать лет. Она живет в Мамаронеке, в большом старом белом доме на берегу залива, окруженном лужайками и большими старыми деревьями, с видом на море, примерно в часе езды от города.

Я узнал об этом совершенно случайно. Мне пришлось как-то побывать в Нью-Рошелл для беседы с одним из спонсоров нашего обозрения, торговцем недвижимостью по имени Михельсон, желавшим уточнить несколько деталей в связи с моим вознаграждением, предусмотренным нашим контрактом. Это человек былых времен, ему уже за семьдесят, я бы сказал, он более чем преуспевает и балуется на досуге театральными делами. Он сразу же понял все налоговые аспекты моего контракта и дал пару советов, которые я вполне могу использовать. Вся деловая часть визита прошла успешно.

Он оказался женат на Маше Зеленко, той самой девушке, которая целую вечность тому назад привела Марджори в общий зал «Южного ветра». Маша, которую я помнил как полную медлительную девушку, сохранив свой слегка сонный вид, превратилась в крупную женщину, яркую крашеную блондинку, одетую совершенно ужасно для загородного дома: ее дорогие наряды смотрятся абсолютно не к месту среди травы и деревьев, ее громкий трескучий голос напоминает мне пародии на манхэттенские разговоры на бегу. А венчают все это вытянутое изможденное темное лицо и большой растянутый в улыбке рот, полный зубов, которые постоянно у вас перед глазами. «Выпейте этого виски, у него двадцать четыре года выдержки. Вы пишете от руки или на машинке?» И множество вопросов о личной жизни звезд Голливуда, знакомых мне. Такие вот дела. Бездетная. Вместе с ними живут ее родители и прислуга.

Она едва могла дождаться момента, чтобы выложить мне, что Марджори живет в Мамаронеке, только в пяти милях от их дома. Когда я изобразил слабый интерес, она буквально приволокла меня к телефону, зажав борцовским захватом, накрутила номер, протянула мне трубку и ушла, закрыв за собой дверь в библиотеку под колоссальной аркой и оделив на прощание каннибальски-зубастой улыбкой.

Трубку взял мальчик. Судя по голосу, ему было лет десять.

— Да. Алло?

Я попросил его позвать к телефону его мать. Он положил трубку и пробурчал:

— Ma, какой-то мужчина просит тебя.

Теперь трубку взяла она.

— Алло?

— Марджори?

— Да. А кто говорит?

Ее голос звучал совершенно как прежде: мягко и слегка хрипловато. Я немного забыл этот низкий тембр. По телефону голос Марджори отдавал в контральто, хотя, разговаривая «вживую», это не замечалось. И еще в ее голосе было легкое сомнение — кто же с ней на самом деле говорит? Эта слегка старомодная манера разговаривать была для меня олицетворением женственности, и она ее сохранила.

Когда я назвал ей свое имя и место, откуда я звоню, пауза слегка затянулась. Затем я услышал:

— Привет, Уолли. Как чудесно услышать тебя.

Никакого взрыва восторга, ни даже некоторого удивления, теплый и мягкий ответ. Разумеется, сказала она, я должен приехать к ней как можно скорее, она ждет меня с нетерпением. Ее дочь тоже будет в восторге от сценариста, поскольку обожает театр.

Меня отвезла к ней Маша в желтом «кадиллаке» длиной с целый дом. Мы свернули с шоссе на дорожку к красивому старому белому дому с табличкой у ограды, на ней стеклянными буками было набрано: Шварц. На террасе в кресле сидела седоволосая женщина — я решил было, что это пришла с воскресным визитом одна из бабушек. Мы вышли из машины и подошли к террасе, и я едва пришел в себя от удивления и даже шока, когда эта седая леди оказалась Марджори. Сказать по правде, она куда больше была похожа на миссис Шварц, чем на Марджори Моргенштерн, которую я в последний раз видел на шикарной свадьбе полтора десятка лет назад.