Марат. История одной души - [9]

— Это должно было случиться, — сказал он. — Она давно болела.

— Я смогу остаться жить в комнате на верху? — спросил Марат.

— Да, конечно, — удивился старик. — Первое время я даже денег с тебя не возьму.

Марат стряхнул с ресниц несуществующую слезу. Он был рад, что ее уже завернули, что ему не придется снова видеть ее лицо.

Глава вторая ГРАНАТОВЫЕ КОСТОЧКИ

Заднее сиденье большого желтого джипа было мягким и просторным. Пахло пластиком и духами. Марат хотел бы, чтобы ему принадлежала такая машина. Но машина принадлежала не ему.

Подросток смотрел на крупного краснолицего человека со светло-карими глазами. Богатый белый носил рубашку в серо-голубую клетку. У него были неуклюжие волосатые руки, а живот переваливался через пояс брюк.

— Ты Марат? — спросил белый.

— Да, — ответил Марат.

— Меня зовут Ульрих Юль Амане, — представился белый.

Марат молчал. Он слышал приглушенный свист кондиционера и чувствовал, как его кожа твердеет и покрывается мурашками. В кабинете доктора Анри тоже есть кондиционер. Белые любят существовать в этом изнеженном прохладой воздухе.

— Ты не мог бы закрыть дверь? — попросил белый Марата.

За дверью автомобиля был тротуар. Плавящийся от жары асфальт. В воздухе висела пыль. Шли люди.

Марат был как скрученная пружина. Он сидел, широко расставив босые ноги. Левую руку он положил на бархатную обивку сидения, а правую держал над карманом. Сквозь тонкую ткань он чувствовал квадратный блок сложенного ножа-бабочки.

Это был хороший нож. Марат купил его на половину денег матери, когда понял, что его вражда с Клавинго превращается в затяжную войну. Они нападали друг на друга как два разъяренных волчонка. Один, потом другой. Каждый раз побеждал тот, кто устраивал засаду. Так было, пока у Марата не появился нож.

Но теперь Марат боялся. Он снова не спал, как не спал после убийства матери. Он знал, что Крис и Поль догадываются. Он ждал, что догадается отец Клавинго. Он думал, что Роберт видел, как он отстирывает кровь со своей одежды. Он встретил ведьму Намон на улице, и та подмигнула ему, как будто они были тайными любовниками. В каждом человеческом взгляде и в каждом ночном шорохе Марат предчувствовал месть. Сейчас он не решался закрыть дверь желтого джипа, потому что не знал, как будет ее открывать, если трое мужчин окажутся друзьями отца Клавинго.

— Сэр, — вежливо встрял Фахид.

Он сидел на переднем сидении, справа от водителя. Марат видел только его бронзовую шею и плотно скрученную белую чалму. Мусульманин нашел Марата и заплатил ему три доллара за каждую улицу, по которой они шли, и еще десять долларов за то, чтобы подросток сел в желтый джип.

Марат пошел с Фахидом только из-за денег. Они были слишком большими, чтобы он отказался. Скрученные бумажки теперь лежали в его левом кармане.

— Что? — спросил Ульрих.

— Сэр, он боится оказаться в ловушке, — объяснил Фахид.

Белый рассмеялся.

— Разве так воруют людей? — поинтересовался он.

Марат не ответил. У Ульриха были толстые щеки. Если разрезать их ножом, его лицо превратится в кричащий кусок мяса, и на нем больше не будет глупой белой улыбки.

— Что тебе от меня нужно? — спросил подросток.

— Я юрист. Я работаю на Алассана Буаньи, — ответил Ульрих.

Марат молчал. Он не помнил этого имени.

— Буаньи долго был председателем Национального Комитета Спасения, — сообщил Ульрих. — Теперь он один из двадцати самых богатых жителей Абиджана и личный друг Феликса Геи.

Геи — президент Кот Д» Ивуара. Роберт рассказывал, что семь лет назад, когда Марат был совсем маленьким мальчиком, в Ямусукро приезжал Папа Римский. Старик утверждал, что пробился в первый ряд у ограждения и видел, как президент и понтифик стояли на ступенях собора.

— Феликс склонился и поцеловал руку Бенедикта, — обычно говорил Роберт, — и Папа поднял его за плечи. Я видел все это сам.

На этой сцене Роберт начинал плакать. Затем сквозь слезы сообщались подробности о красной мантии и черном костюме. Домовладелец рассказывал историю о понтифике, только когда был совершенно пьян. Марат ему верил.

— А я друг Римского Папы, — заявил подросток. — Того, который построил Нотр-Дам-де-ла-Пэ.

Белый считает его дураком, но теперь сам выглядит глупее.

— Буаньи — твой отец, — сказал Ульрих.

Марат смотрел в глаза светлокожего мужчины.

— Мне повторить? — спросил Ульрих.

Марат вспомнил свою первую ночь после смерти матери. Роберт предложил ему спать на первом этаже, но он отказался. Он лежал на циновке у своей стены и смотрел на ее пустое место под окном. Тихо. Нет больше хриплого шума ее дыхания. Она больше не бормочет и не стонет, не просит воды. Голый пол. Приглашенные женщины сожгли даже циновку, на которой спала Камила. Марат полежал, потом сел спиной к стене. Он убил ее. Иногда он начинал хохотать, глядя на ее пустое место. Он не мог остановиться. Он понимал, что старик слышит его смех, но все равно смеялся.

Глубокой ночью взошла луна. В ее свете трещинки в пробитых пулями стеклах казались похожими на паутину. Марат ложился, садился, вставал, ходил по комнате. Он так и не смог уснуть той ночью. Ему больше не мешало ее дыхание, но он не мог спать.

— Фахид, где ты его нашел? — спросил Ульрих.