Марафон - [3]

Меньше, чем в прошлый раз, всего тридцать, и из них примерно двадцать впереди, и сильные, и слабые, главно помнить - те, кто послабее, - рискуют. В первой пятерке два африканца, и Джиба шестой.

Рядом с дорогой тренер крикнул болгарину ободряюще, он даже голову не повернул. Ему бы бежать десять километров с финнами, как Шмидту или мне на открытом этом в Норвегии, и Таавирен бежал, как он сейчас, только побыстрее, даже пока я не распробовал, и Шмидт был пятым,

а я шес

тым, хм,

после него и не жалею, очень полезно, бегал так, как не надо на десять километров и не очень сдох, потому что это не марафон, и это укрепило мою веру, все прочее - суррогат.

Если бы сейчас был тридцать девятый километр, выиграл бы англичанин или я, на сороковом - Джиба, а на тридцать пятом - Джимми, и Шмидт - если бы Джиба не был впереди, потому что он лучше отрывается, чем догоняет, странное свойство, поэтому он и не выигрывает. Сказочно ровная дорога, как нарочно.

Он махнул часами из палатки, и я, если не ошибся, ядро идет здорово, голова не в счет. Он тоже увидел, и шел вровень со мной, поколебался и ушел вперед. Я, наверное, выиграю у Джибы, ведь так все-таки нельзя и зря пил после того, как

черт его знает, может быть, ничего страшного. Приятнее с закрытыми глазами, хотя Сергеич и не велит, чувствуешь, как яблоки давят на веки, когда-нибудь выдавят и будут всегда смотреть,

нечего прятать, радужные круги, и

зеленые и неоновые, как светящаяся шерсть... Ветер дает озноб.

Это похоже на полет. Но если летать так же трудно, это ужас тогда и жалко птиц, каждый шаг как по воздуху, земля сопротивляется неохотно, и поэтому ужасно трудно оттолкнуться и каждый шаг с боем и через силу, но это пройдет, и не один

Раз

Тихо, спокойнее, раз это не тридцатый километр, и, наверное, каждый или просто все думают об этом, и у всех все еще впереди, и дурное, и, и хорошее, но я бегу легче, чем в тот раз,

и просто легче, и может,

Сергеич неправ, и можно было пройти пять километров на минуту быстрее, хотя какое там,

я же не один, и я был бы тогда почти рядом с болгарином, или даже впереди, и труба, прав старик, не во мне дело,

я сам с собой не согласен, или согласен, просто первые десять

километров это не марафон и не десять

а так, разминка, и если бы десять человек были сейчас на километр

впереди, они бы, наверное, выиграли - или нет?

Что-то произошло. Он сказал - помяни мое слово, Джиба будет первый на десятке, а Шмидт - на двадцатке, ты должен к тридцати километрам проигрывать лидеру не больше двухсот метров, потому что это не Турин, и у пятерых или у шестерых в запасе рывки. И как хочешь, но

Я говорю, ладно, а он нет, молчи,

начиная с него - ты должен все знать наперед и все сделать, и если надо будет, побить рекорд на последних пяти километрах тоже. Потому что ты бегаешь не лучше всех, и злость еще не все. Ты же знаешь, что такое догнать Джимми.

Ну, рекорд не рекорд. Есть рекорд, лучший результат на последних десяти километрах, и пяти, и дальше.

Ха, тихо,

до ста метров.

Я не должен вести забег до тридцать пятого. И должен быть первым на сороковом. Говоришь, не как в Турине. Да, не как. Только в какой раз? У тебя одно достоинство - ты выиграешь у любого километр. Значит, после сорока никого не выпускай. Не бойся раскиснуть. Если я не полный дурак, к тому времени всем будет паршиво.

Прежде всего паршиво будет мне

Хорошо, что я не взял ее с собой.

Сколько раз можно сбивать ритм? Вот узелок. Мне меньше, чем другим, поэтому, хотя и ноги у меня лучше, я хуже физически подготовлен или одарен. Но Шмидту это и в голову не приходит. Он. Ни разу не сбивал. Я думаю, это не только несправедливо - еще и неверно. Тогда бы Джиба выигрывал все забеги. Правда, может, он и свою норму перевыполняет. Но куда денешься - он бывает полумертвый в конце, но никогда не

уставший и полумертвый не оттого, что выдохся, то есть не от усталости, а от собственных выкрутас. Но он

он

Если на минуту отвлечься и оставаться неподвижным, в том смысле, что просто бежать тихо и понемножку.

Если даже он и не умеет строить бег, то, чтобы победить, надо когда-нибудь прибежать не полумертвым, а мертвым. Эти африканские бегуны друг друга не любят,

с тех пор как начали бегать вместе.

Потом невозможно понять, что произошло,

как это можно сидеть или стоять.

Расставался, неопределенное лицо и нельзя вникнуть, чтобы различить и неизвестно, в каком лице обращаться. Слабые дуновения - любовь, что ли? Ты или она. Слабые воспоминания о женщине всегда блядство.

Я еще не скоро сойду, не раньше, чем через сезон-другой. Странного все-таки вида картинка, как будто когда птица заканчивает петь, у нее вибрирует горлышко.

Держит. Я

не ожидал от него такой прыти, километров через десять я стал бы рассматривать его всерьез, а сейчас не верю, что дотянет, да и на глаз видно, и он уже знает, но еще не согласен.

Как можно дальше, но плохо,

что все это было недавно, после дня рождения, скандальное мероприятие,

нужно ли думать о беге, когда бежишь, как о еде

толкнул речь, и Сергеич даже глаза опустил.

Предельная дисциплинированность, и, главное, никаких излишеств,