Мао Цзэдун - [29]
Время от времени Мао пытался взять себя в руки. «В прошлом у меня действительно были в голове кое-какие вредные идеи, — признавал он в 1915 году. — Но теперь я уже повзрослел… и многое вижу по-новому». Потом вновь следовало погружение в пучины пессимизма. «Учиться тут невозможно, — писал он бывшему преподавателю. — Здесь нет никакой свободы воли, качество обучения находится на самом низком уровне, а однокурсники слишком испорчены. Меня приводит в отчаяние глупая трата времени и сил на бесполезные пикировки и постоянное ожидание чего-то. Заведения, подобные нашему, являют собой обители мрака». Затем следовал взрыв энтузиазма: «Рано утром сажусь за английский; с восьми до трех пополудни — занятия по расписанию, в четыре приступаю к китайской литературе. После ужина начинаю готовить домашние задания — до тех пор, пока не погасят свет, и уже в полной темноте около часа делаю физические упражнения».
Полугодовой период активности сменился вспышками разочарования и усталости: «Кому же не приятно покорить новую высоту? — с досадой писал в дневнике Мао. — Но когда твои планы летят к черту, когда засасывает мутный поток обывательских мелочей, на душе не остается ничего, кроме горечи. Она заполняет весь мир».
С ростом уверенности в собственных силах срывы происходили все реже. Весной 1917-го, когда Мао было уже двадцать три, однокашники единодушно присвоили ему титул «Студент года». Его статья, напечатанная в «Синь циннянь», стала первой в Хунани работой студента, опубликованной в журнале. Постепенно пришло осознание собственного достоинства. Глубокое почтение, которое Мао испытывал к Сяо Юю, сменилось куда более ровным товарищеским расположением, причем, даже будучи моложе друга, Мао часто выступал в роли лидера. Написанное Сяо Юем методическое пособие он подвергнет суровой критике, предложив автору переработать его и «отделить зерна от плевел». Летом друзья по настоянию Мао бросили вызов традициям колледжа и отправились, к негодованию своих педагогов, в месячный пеший поход по провинции, выпрашивая еду у крестьян и ночуя то в буддистском храме, то у сердобольного помещика.
В написанном после приключений стихотворении Мао сравнил себя со сказочной птицей Фэн, без отдыха пролетевшей пять тысяч километров до родного гнезда. Из героев детства он по-прежнему восхищался цинским императорским наместником Цзэн Гофаном. Лян Цичао и Кан Ювэй оказались на время забытыми.
Публикация в журнале дала Мао повод задуматься о том, чем еще он со своими друзьями может помочь делу становления нового Китая. Долг элиты общества, говорил он, состоит в том, чтобы помочь менее удачливым его членам.
«Люди совершенные наделены даром мудрости и высокой моралью… Те же, кто стоит ниже, заслуживают бесконечного сострадания. Если человек совершенный заботится лишь о себе самом, он может просто уйти от толпы и жить отшельником. В древние времена такие находились. Но если у благородного мужа бьется в груди живое сердце, то простой народ для него — это часть мироздания. Останься мы безучастными, и народ будет опускаться все ниже и ниже. Мы только выиграем, протянув ему руку помощи: глаза людей раскроются и увидят новые горизонты».
Возможность претворить эти идеи в жизнь появилась у Мао в октябре 1917 года, когда его избрали главой Студенческого общества, организовавшего в колледже общеобразовательные курсы. Одним из первых мероприятий стало возрождение вечерней школы для рабочих. Открытая полугодом раньше, школа довольно быстро прекратила существование. Для Китая того времени, когда подавляющая часть населения не имела никакого образования, такая инициатива была очень важной. «Деревья и цветы, птицы и хищные животные — все заботятся о себе подобных. Неужели же люди хуже их? — писал Мао. — Человек из низов вовсе не порочен по своей натуре, не подл от природы, ему просто не очень повезло в жизни, поэтому более счастливые обязаны помочь ему». Даже в развитых странах Европы и Америки вечерние школы считаются делом весьма полезным, отмечал он. Кроме того, работая в них, студенты приобретают столь необходимый опыт и, самое главное, способствуют укреплению солидарности между народными массами и наиболее просвещенной частью общества.
«Школа и общество оказываются на противоположных полюсах. Поступив в учебное заведение, человек начинает смотреть на общество сверху вниз, как если бы он покорил неприступную вершину. Простые люди, в свою очередь, видят в школе нечто вычурное и недоступное. Взаимная отчужденность является источником трех зол: выпускник не находит применения своим знаниям, население крайне неохотно шлет своих детей на учебу, а презрение к образованию заставляет толпу поджигать школы. Если избавиться от этих зол, люди поймут, что учащиеся — это глаза и уши общества, без которых развитие и процветание становятся невозможными. Для студенчества же сограждане предстанут как руки и ноги, позволяющие им достичь поставленных целей. В конечном итоге получится, что каждый пройдет курс тех или иных наук. Понятие образования можно свести к некоей школе, в которой человек проводит определенное время. Но и общество в целом необходимо тогда рассматривать как огромную школу, где люди учатся всю жизнь».
