Мао Цзэдун - [26]

Начало второго десятилетия нового века оставляло мало надежд на скорейшее возрождение нации. Синьхайская революция 1911 года, по традиционному летосчислению считавшегося годом амбициозной Железной свиньи, ограничилась лишь свержением маньчжурской династии.

В Хунани сторонники реформ с самого начала подозревали, что создаваемый Юань Шикаем государственный аппарат явится слепком со старой цинской бюрократии. Провинциальное правительство во главе с Тань Янькасм предпочло поддержать Гоминьдан — националистическую партию Сунь Ятсена, одержавшую зимой 1912 года убедительную победу в парламентских выборах. Неразборчивый в средствах Юань Шикай подтверждал худшие опасения общественности. В Хунани ему удалось заменить либерального Таня на преданного пекинской верхушке консерватора Тан Сянмина. Вскоре после этого указ президента запретил в Китае деятельность «провоцирующей политическую нестабильность общества» партии Гоминьдан.

Эти интриги и закулисные политические маневры вряд ли произвели сколь-нибудь серьезное впечатление на молодого человека, уже успевшего побывать свидетелем падения династии. Куда более запомнился Мао взрыв складов вооружения в Чанша — да и то лишь в силу зрелищности события. «Пламя полыхало вполнеба, и поглазеть на него сбежались толпы студентов. С треском рвались снаряды и патроны, тут и там ярко вспыхивал порох — никакой фейерверк не сравнится». Тот факт, что склады были взорваны сторонниками Юань Шикая с целью лишить жителей Хунани возможности взять в руки оружие, Мао обошел молчанием.

Пять последующих лет он почти безраздельно отдал учебе, политика явно уходила на второй план. О ней Мао вспомнил лишь тогда, когда вопрос затронул интересы молодежи всей страны. Так было весной 1915 года, когда Юань Шикай принял «21 требование» японцев, и зимой — во время безуспешной попытки восстановить монархию. В том году Мао вступил в общество Ван Фучжи — патриота-хунаньца, боровшегося против маньчжуров во времена династии Мин. На собраниях члены общества обсуждали планы противодействия имперским амбициям Юань Шикая. Помогал Мао и публикации «Горьких слов о текущем моменте», так назывались статьи Лян Цичао, направленные против возвращения к монархии. Выход их в свет настолько разозлил местные власти, что для разбирательства в колледж была направлена полиция.

В конце декабря 1915 года Юань Шикай, выбрав тронное имя Хунсянь, провозгласил себя императором. Это вызвало взрыв возмущения военных губернаторов Юньнани, Гуандуна, Чжэцзяна и Цзянси. Уже весной новый император изъявил готовность вновь превратиться в президента, но было уже поздно. С юга подступали войска, в воздухе витал запах крови. 4 июня, в самом преддверии гражданской войны, Юань Шикай умер от кровоизлияния в мозг, а его генералы спешно бросились в Пекин решать проблему преемника. Их отъезд нарушил хрупкое равновесие, позволявшее Тану удерживаться у власти. Уже через месяц переодетый крестьянином губернатор бежал-из своего дворца на борт британского парохода, направлявшегося в Ханькоу. Вместе с ним из провинциальной казны исчезли 700 тысяч долларов.

За бегством Тана последовали две недели кровопролитных беспорядков в Чанша, где погибли не менее тысячи человек. Смута сменилась затяжным политическим хаосом — неизбежным спутником дележа власти между противоборствующими группировками.

Мао пешком отправился в Шаошань. В отправленном накануне из Чанша письме однокласснику, младшему брату Эми Сяо, он рассказывал, как войска из северных провинций — «…толпы грубых мужланов, спустившихся с гор и напоминавших манерами и речью диких животных, приставали на улицах к прохожим, ели в ресторанах и уходили, не заплатив ни гроша, резались на углах в азартные игры. Город стонал от дебоширов, вокруг — бесовщина и террор…»

Отвращение к бесчинствам вполне понятно, куда большее удивление вызывает то, что Мао не скрывал симпатий к пользовавшемуся всеобщей ненавистью губернатору.

У Мясника Тана, как его прозвали жители, руки действительно были по локоть в крови. Он пришел к власти, взяв на себя обязательство искоренить в провинции всякое влияние Гоминьдана, и с первых же дней со всей ревностью принялся выполнять обещанное.

Шестнадцать членов правительства Тань Янькая были расстреляны на городском стадионе, а всего за три года новый губернатор расправился более чем с пятью тысячами своих политических противников. Власть Тан Сянмин утверждал железной рукой, а в Китае того времени это была не просто метафора. Вот как, по воспоминаниям французского миссионера, поступили с тремя воришками, одному из которых было всего семнадцать лет:

«Чтобы заставить пойманных назвать имена сообщников, судья приказал поставить всех троих коленями на битую черепицу, затем взял дымящуюся свечу для благовоний и стал тыкать ею в глаза и ноздри несчастных. Когда это ему наскучило, он принялся той же свечой чертить иероглифы на их обнаженных телах, после чего начались пытки раскаленным железом. По окончании судебного разбирательства в истерзанных телах не оставалось ничего человеческого».

Но методы Мясника Тана превосходили даже эту средневековую жестокость. Специальные полицейские части с утра до вечера были заняты выявлением сторонников Гоминьдана. Урезав расходы на образование, власти закрыли множество учебных заведений. Те же, что продолжали функционировать, находились под бдительным надзором. Закрывались и газеты, позволявшие себе критику в адрес губернатора, а с введением в 1916 году цензуры немногие оставшиеся частенько выходили с белыми квадратами снятых статей. «На улицах полно шпиков, и люди предпочитают молчать, как цикады зимой, — писал журналист. — Опасаясь доноса, они избегают говорить на злободневные темы».