Мао Цзэдун - [238]

Пока Мао находился в Фэнтае, Линь Бяо и с красными от слез глазами Е Цюнь принимали в Бэйдайхэ немногочисленных гостей, приглашенных по случаю помолвки их дочери.

Узнав о неожиданном возвращении Председателя, Линь Лиго в панике собрал друзей на совещание. Выход один: отец должен срочно перебраться в Кантон. Звонком в Главный штаб ВВС Линь-младший приказал немедленно выслать в Бэйдайхэ самолет. «Трайдент» приземлился в двадцать часов пятнадцать минут — в это время Мао уже подъезжал к Чжуннаньхаю.

Предполагалось, что вечер министр обороны проведет вместе с семьей и ближайшими друзьями за торжественным столом, однако вместо этого Линь Бяо повел жену и сына в дальнюю комнату особняка и закрыл ее дверь на ключ. Насколько Лиго посвятил отца в свои планы, сказать трудно. Может быть, лишь в самых общих чертах. Когда чуть позже Лихэ осознала, что ненавидимая ею мать и брат, которого она любила ничуть не больше, собираются лететь с отцом в неизвестную даль, то первой в голове ее мелькнула мысль о похищении. Девушка очень ошибалась. Линь Бяо знал, что жена и сын действовали чересчур поспешно, как знал и то, что семью его ждет самая незавидная участь. Вечером он все же смог стряхнуть с себя апатию и дал согласие лететь в Кантон. Вряд ли министр разделял оптимизм своего сына относительно нового режима. Скорее всего Кантон должен был стать промежуточной остановкой на пути в Гонконг — в эмиграцию.

В начале одиннадцатого вечера Линь Лихэ, по-прежнему уверенная в том, что отец стал заложником чуждых ему интересов, украдкой выбралась из особняка, чтобы предупредить о готовящемся начальника охраны.

Через полчаса Чжоу Эньлая, проводившего совещание в здании Всекитайского собрания народных представителей, попросили срочно подойти к телефону. Голос в трубке сообщил, что в Бэйдайхэ находится самолет ВВС НОА, который, по словам дочери министра обороны, вот-вот вывезет ее отца в неизвестном направлении, причем, вполне вероятно, сделано это будет против его воли.

Чжоу немедленно связался с У Фасянем и приказал ему запретить взлет.

Узнав об этом, Линь Бяо понял, что игра окончена. Он принял решение направиться к ближайшей границе — то есть на север, в СССР[80]. Чтобы рассеять все подозрения, Е Цюнь звонком сообщила Премьеру о намерении семьи вылететь на следующий день в Далянь. В полночь бронированный лимузин министра обороны пронесся мимо поста охраны и направился на аэродром. На огромной скорости из машины выпрыгнул один из секретарей Линь Бяо.

Невзирая на приказ Чжоу Эньлая, баки «трайдента» наполовину заполнили горючим. Линь Бяо, Е Цюнь, Лиго, один из его сослуживцев и шофер лимузина поднялись на борт, и в половину первого ночи понедельника, 13 сентября, самолет с погашенными бортовыми огнями поднялся в воздух с погруженного в полный мрак аэродрома.

Чжоу отдал приказ запретить на двое суток перемещение всех воздушных средств над территорией страны и отправился на доклад к Мао.

В то время пока он находился у Председателя, У Фасянь по телефону сообщил, что «трайдент» взял курс на Монголию, и поинтересовался, не должны ли зенитчики сбить его. Ответ Мао прозвучал с философской рассудительностью: «Тучи рождают дождь, вдовы находят новых мужей, этого уже не изменишь. Пусть летят».

В ноль часов пятьдесят минут самолет покинул пределы воздушного пространства КНР.

Из соображений безопасности Мао перебрался в зал здания Всекитайского собрания народных представителей, где вызванные в три часа ночи члены Политбюро узнали о возвращении Председателя в столицу и бегстве министра обороны.

Через тридцать часов поднятый с постели Чжоу Эньлай прочел срочную шифровку посла КНР в Улан-Баторе. Министерство иностранных дел Республики Монголия, говорилось в послании, выражает официальный протест по поводу нарушения самолетом китайских ВВС воздушной границы страны. Неподалеку от селения Ундур-Хан нарушитель потерял управление и упал на землю. Находившиеся на его борту девять человек погибли.

Работавшая на месте падения следственная комиссия обнаружила, что после того как горючее в баках «трайдента» полностью выгорело, самолет пошел на снижение и в момент посадки на неровную поверхность степи загорелся. Опознанные судебно-медицинскими экспертами КГБ тела погибших были захоронены неподалеку.

Из всех лидеров партии, прошедших за годы правления Мао через множественные «чистки», оказать сопротивление попробовал только Линь Бяо. Пэн Дэхуай и Лю Шаоци покорно склонили головы, до последней минуты сохранив в душе беззаветную преданность делу КПК. Ни один из них не пытался ни защитить себя, ни ответить ударом на удар. Даже Гао Ган, заявивший своим самоубийством своеобразный протест, все же признал сначала свою вину.

Линь Бяо оказался другим. В конечном итоге единственным оставшимся в его распоряжении средством защиты стало то, что Мао называл «последней и лучшей из тридцати шести стратагем», изложенных философом древности Суньцзы в его знаменитом «Трактате о военном искусстве», — бегство. Но этим он не унизил себя. В последний момент он пошел наперекор воле Председателя.

Мао почувствовал себя совершенно разбитым.