Мы расположились в засаде довольно недурно, добросовестно просидели ночь, но без всякого результата. Да и трудно было ожидать чего-либо. По осмотре коровы оказалось, что у нее съедено много мяса, следовательно, зверь наелся досыта, до отвалу, как говорится, а в таких случаях он никогда не приходит к своей добыче в следующую ночь, а всегда через ночь. Так оно и случилось.
В эту же ночь по моему указанию была устроена одним охотником еще засада в строжайшем секрете не от одного только тигра… Эта попытка, имевшая вид некоего браконьерства, едва не увенчалась успехом. Я посоветовал охотнику выбрать место близ заброшенного киргизского аула по ту сторону (южную) камышей и в виде опыта привязать на приманку киргизскую собаку, устроив все таким образом, чтобы имело вполне естественный вид и не возбуждало подозрений в недоверчивом и сообразительном звере. Охотник так и сделал, но не выполнил только одного — плохо привязал собаку. Когда она зачуяла подходящего зверя, то пришла в сильнейшее беспокойство, начала отчаянно рваться, перекрутила веревку и убежала. Как было видно по совершенно свежим следам, найденным на другой день, тигр подошел к засаде шагов в пятьдесят, но потом ушел на ак-курганскую тропу, где я, возвращаясь утром в лагерь, нашел свежие следы. Будь собака привязана более прочно, может быть, что-либо и вышло. Во всяком случае, на основании произведенного опыта можно было бы решить вопрос: годится ли собака на приманку, или же тигр и к ней отнесся бы с таким же недоверием, с каким относится ко всякой другой приманке, и упорно отказывается попадаться на подобную удочку…
На другой день в лагере ничего не предпринималось. Большая часть охотников уехала домой, оставшиеся кто забавлялся пальбой по уткам, другие стреляли от нечего делать в цель, удивляя глазевших киргизов меткостью своих берданок, бивших на пять-десять шагов или на аршин ниже, пли на аршин выше мишени… Кажется, в полдень вышло решение: ночью опять идти в засаду. На этот раз, впрочем, не ограничились одной засадой, а порешили устроить их несколько, о чем и приказано было позаботиться опять-таки киргизским мергеням без совета и указания со стороны русских охотников. Стрелки бригады и охотники из линейцев, скучавшие эти два дня в лагере и рвавшиеся в камыш с обещанием разыскать и перебить зверей в открытой встрече, в чем им настойчиво отказывалось, теперь предназначались для занятия засады. Но и тут случились недоразумения и преследовавшая нас везде и во всем путаница. О вызове желающих было объявлено только перед закатом солнца, стрелки не были отобраны и сформированы в отдельные партии, не получили решительно никаких указаний. Засады были устроены не в разных местах камышей, поблизости предполагаемого у цепи озер логова, а только вдоль ак-курганской тропы, поставлены очень близко одна к другой, замаскированы крайне плохо; во всем этом было заметно, что или киргизы ничего не понимают в деле охоты из засад, или устраивали ямы только с тем, чтобы поскорее отделаться. Стрелки засели в ямы поздно, не соблюдали строгой тишины и к довершению всего выставили из амбразурок наружу штыки своих винтовок… При таких порядках не только ничего не вышло, да и выйти не могло, потому что тигр не кабан какой-нибудь, хотя и кабана нужно подкарауливать умеючи.
Состав участников нашей засады должен был оставаться прежний, но незадолго до отъезда один охотник отказался от участия и нас осталось четверо. Теперь я получил некоторые права голоса и сейчас же забраковал пару резервных киргизов, велел убрать несчастную живую корову, а вместо ее взять с собой киргизскую собаку, во-первых, как любимое кушанье тигра, а во-вторых, собака при падали имеет совершенно естественный вид и ни в каком случае не может помешать и сторожкому зверю подойти к своей добыче. Перед закатом солнца мы осторожно подъехали к засаде, улучшили ее маскировку и прочно, на две деревянные распорки, привязали собаку у убитой коровы таким образом, чтобы она имела полную возможность удовлетворить свой киргизский аппетит свежей падалью… Когда мы пошли в яму, сопровождавшие киргизы закрыли нас сверху и также без шума и говора уехали в лагерь. Каждый из нас выбрал себе место, устроился как ему удобнее — и началось ожидание.
На этот раз расчет на приход зверя был совершенно вероятен; шансы еще увеличивались тем, что ветерок тянул от камышей прямо на нас, следовательно, почуять зверю угрожающую ему опасность было труднее.
Смеркалось. Молодая луна слабо светила сквозь нетолстый слой дождевых облаков, заволакивавших небо. Кричавшие кругом фазаны мало-помалу затихли и уселись на ночевку в заросли; прекратился и свист крыльев и кряканье утиных стай, летевших на кормежку с близлежащих озер на болота восточной части долины. Со стороны лагеря глухо доносились отдаленные выстрелы охотников, стоявших на позднем утином перелете. Молчаливая, глухая ночь камышей вступила в свои права…
Мы внимательно посматривали вперед каждый в свою амбразурку и чутко прислушивались к наступавшей тишине и безмолвию. Шагах в сорока от нас виднелась светлая линия камышей, а несколько ближе темнела бесформенная продолговатая масса падали. Справа у нее возилась привязанная собака: то с наслаждением чавкает оторванный кусок мяса, то погрызет обнаженные зверем тазовые кости коровы, а то вдруг насторожит свои лохматые уши, чутко прислушается и с недоверием покосится по сторонам.
