Мания встречи - [11]
Таня в тот момент жила на какой-то «чужой» даче, спасаясь от нежеланных гостей и поклонников. Дача по Ярославскому шоссе была недалеко от Москвы, и шофер домчал его, когда сумерки еще длились. В дачном поселке зажглись фонари. Тураев выскочил из машины в самом начале улицы, не доехав до Таниной дачи. Он хотел пройтись. И тут же он окунулся в какой-то совсем иной мир – тут иначе дышалось, иначе пахло. Тут видны были небо, звезды. Тут благоухали за изгородями кусты жасмина, любимого Тураевым с детства. Словно ему решили показать уголок рая, где он хотел бы быть после жизни. Все его чувства были обострены, душа трепетала от умиления и страха. И словно из какого-то давнего детского воспоминания за ним по тропке бежал белый щенок, особенно белый в темноте, как немыслимо белы цветы душистого табака, и тыкался глупой мордой в его ботинки. В конце концов Тураев не выдержал, подхватил щенка и стал его раскачивать в воздухе, а тот облизал ему все лицо. Но тут из какого-то двора раздался свист, щенок навострил уши и, отпущенный Тураевым, важно потрусил к своему дому.
Тураев же, судя по номерам дач, приближался к Таниной. От волнения он снова захромал. Таня стояла у калитки, освещенная уличным фонарем. За ней тонула в массиве темной шелестящей зелени освещенная огнями небольшая дачка-теремок.
– Вы хромаете?
– Ничего. До свадьбы заживет.
– А вы собираетесь жениться?
Он запнулся и хотел что-то сказать, но остановился, пораженный. Может, это свет фонаря ее изменил – только теперь Таня была совсем такая… Да, совсем такая, как он хотел. И все в ней было такое – и прическа, короткая стрижка, слегка растрепавшаяся, и платье, желтенькое в черный горошек, и глаза, удивленные и сияющие. И даже морщинки у губ ему нравились. А он ведь читал в журналах, что у всех знаменитостей, благодаря современным технологиям, теперь не будет никаких морщин и прочих примет возраста. А у Тани были! Но вечерний воздух и неяркий свет фонаря делали ее совсем юной. Она была живой! Она была необыкновенной!
– Что вы так на меня смотрите? Я изменилась?
Тураев откашлялся и смущенно пробормотал:
– Немножко.
– Пойдемте.
Она схватила его руку горячей ладонью и повела в сад. Видно было, что она чего-то опасается. И точно – в доме кто-то был, горели окна, слышались какие-то звуки.
– Посидим в беседке. Так сиживали наши предки, да?
Она ввела его в темную каменную беседку, перевитую какими-то ползучими растениями. Они сели рядом на деревянную скамейку. Таня расправила платье на коленях.
– Простите, не переоделась. Принимаю вас в домашнем наряде. А на вас премиленькая рубашка. И вы еще больше стали походить… Помните, я вам говорила про моего друга? Правда, я его давно не видела.
Тураев нервно вздернул подбородок.
– Я запутался в ваших друзьях… В каждом номере журнала – разные…
– А вы не читайте! И не очень верьте!
Она стала искать сигарету, но раздумала и повернула к нему взволнованное лицо.
– Что вы хотели сказать?
Тураев поерзал на скамейке, всем телом ощущая, что Таня рядом, – это ее духи, ее голос, ее лицо, ее колени… Ему приходилось постоянно приводить себя в чувство, так как он все время «уплывал».
– Я? Ах да! Я… Вы видели Шармарскую Венеру?
– Ту гривастую?
– Я сделал другую. Подделал, то есть просто сделал свою. Как мне хотелось. Но у меня ее украли прямо из кабинета… Я знаю кто… А ваш друг… Я прочел…
Таня с интересом на него смотрела.
– Маркуша купил на аукционе. Ему сказали, что вещь старинная. Скульптор вылепил сначала гривастую, а потом эту. Повторный вариант. Но эта мне нравится гораздо больше.
Таня стала вглядываться в Тураева, словно что-то искала в его чертах, важное и забытое.
– Погодите, а как вас зовут?
– Иваном. Иваном Тураевым.
– Значит, и впрямь русский?
– Да что вы все об этом!
Тураев взъерепенился.
– Видно, ваш друг, тот, который уехал, был евреем. И вы думаете, что я что-то скрываю. Рад был бы вас порадовать, но – каков есть!
Таня поежилась.
– Простите меня! Со мной бывает – вдруг кажется, что все кругом врут. С вами не бывает? А имя у вас – чудесное! Кажется, Тургенева звали Иваном? Придумал каких-то идеальных барышень! Школьницей зачитывалась, слезы проливала…
Тураев снова весь встрепенулся.
– Я заступлюсь! По философии я все разорвал, а вот Тургенева не тронул. Они все живые, настоящие!
Таня снова остановила на нем странный, словно удивленный взгляд.
– Живые! Теперь бы они уже давно все поумирали. От скуки, от досады, от… друзей…
Она все же не выдержала и вытащила откуда-то из кармана сигарету.
– Вот, хотела не курить…
Дым от сигареты она словно специально пускала Тураеву в лицо, он закашлялся, но и это ее не смутило.
– Так, выходит, не вариант, а подделка?
Тураев, все еще кашляя, отозвался с горячностью:
– Она подлиннее подлинного!
Таня хихикнула, размахивая сигаретой.
– Вы уж выберите что-нибудь одно – либо подделка, либо подлинник. Сейчас вернусь. А вы подождите.
Она исчезла в темноте двора, и Тураев видел, как она заходит в освещенную дверь дома-теремка. Маленькая, хрупкая, как девочка. Из открытого настежь верхнего окна до него донеслись неразборчивые голоса: щебечущий и просительный – женский и твердый, небрежный – мужской.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Снова полгода снегов и метелей, сугробов и льдистых дорог, долгих морозных ночей и застенчиво-низкого солнца. Можно, конечно, скользя, не считая ушибов и ссадин, битых носов и коленей, изо дня в день все спешить и спешить за деньгами, тьмой покидая жилище и затемно вновь возвращаясь. После, котлету уныло глотая, в сон провалиться, вздремнув под ворчание телевещалки… Разве не лучше, помня о том, что всех дел не дано переделать и что совсем невозможно всех денег добыть непременно сегодня, прочь отодвинуть «айфоны, айпады, лэптопы», чашу наполнить душистым и байховым чаем, и, обративши свой взор ко страницам бумажным журнала, смело отправиться в путь к приключеньям отважных героев.
Дорогой друг!Если вы держите в руках этот номер, значит, зима кончилась, пришла весна и не за горами лето. Жизнь не стоит на месте. Теперь вы можете еще щедрее споспешествовать нам и подписаться на наш журнал в досрочном каталоге Агентства «Роспечать» на 1-е полугодие 2014 г.Досрочный не заменяет основной каталог, но дает возможность уже в июле — августе 2013 года на всей территории России, во всех ее столицах и на окраинах, оформить подписку на 1-е полугодие 2014 г. по льготной цене. Индекс по каталогу Агентства «Роспечать» прежний — 84959.
Александр Тышлер (1898–1980) — художник удивительного таланта и человек уникальной самобытности, до сих пор не занявший подобающего места в отечественной и мировой культуре. Вместе со своим бурным столетием он пережил минуты высокого воодушевления и трагического разочарования, но всегда сторонился властей предержащих. Он был в числе немногих художников эпохи, кто искал в искусстве новые пути. Долгие годы он был известен только как театральный художник и почти не показывал своих работ публично. Его немногочисленные выставки 1960–1970-х годов потрясли зрителей неожиданностью композиций, необыкновенной музыкальностью и фантастичностью живописных полотен, графики и скульптуры.Автору — искусствоведу и прозаику Вере Чайковской — по крупицам удалось создать яркое жизнеописание и представить нам красивого, легкого, веселого выдумщика и сосредоточенного, до фанатизма трудолюбивого мастера, который от юности до преклонных лет пронес в своем творчестве энергию, любовь, порыв…
Любезный читатель!В это позднее ноябрьское лето, когда, в пику проплывшему лету календарному, нет-нет да и случаются солнечные деньки, когда деревья уже дремлют нагие, а во дворах можно приметить радостных старушек и воробьев, когда земля накидывает желтые покрывала, а веселые дворники сметают их «дерзкой метлой» в таинственные пирамиды, мы, драгоценный читатель, вновь предлагаем вам забыть о банковских вкладах, кредитах и дивидендах, и удобно расположившись в кресле или на диване, одному или с заботливым другом, ясным днем или же глубокой но чью погрузиться в непредсказуемый мир литературы, в мир Эвтерпы, Каллиопы и Талии.
Книга известного искусствоведа, художественного критика и прозаика Веры Чайковской посвящена великому русскому художнику-романтику Оресту Кипренскому. Об этом представителе «золотого века» русского искусства с 2000 года не было написано ни одного серьезного труда. Между тем, его биографию и творчество окружает множество нерешенных вопросов, определяемых автором книги как некие «мистификации, возникшие равно по причине отсутствия достоверных сведений, так и собственного своеобразного «мифотворчества» художника.
По некоторым отзывам, текст обладает медитативным, «замедляющим» воздействием и может заменить йога-нидру. На работе читать с осторожностью!
Карой Пап (1897–1945?), единственный венгерский писателей еврейского происхождения, который приобрел известность между двумя мировыми войнами, посвятил основную часть своего творчества проблемам еврейства. Роман «Азарел», самая большая удача писателя, — это трагическая история еврейского ребенка, рассказанная от его имени. Младенцем отданный фанатически религиозному деду, он затем возвращается во внешне благополучную семью отца, местного раввина, где терзается недостатком любви, внимания, нежности и оказывается на грани тяжелого душевного заболевания…
Вы служили в армии? А зря. Советский Союз, Одесский военный округ, стройбат. Стройбат в середине 80-х, когда студенты были смешаны с ранее судимыми в одной кастрюле, где кипели интриги и противоречия, где страшное оттенялось смешным, а тоска — удачей. Это не сборник баек и анекдотов. Описанное не выдумка, при всей невероятности многих событий в действительности всё так и было. Действие не ограничивается армейскими годами, книга полна зарисовок времени, когда молодость совпала с закатом эпохи. Содержит нецензурную брань.
В «Рассказах с того света» (1995) американской писательницы Эстер М. Бронер сталкиваются взгляды разных поколений — дочери, современной интеллектуалки, и матери, бежавшей от погромов из России в Америку, которым трудно понять друг друга. После смерти матери дочь держит траур, ведет уже мысленные разговоры с матерью, и к концу траура ей со щемящим чувством невозвратной потери удается лучше понять мать и ее поколение.
Книгу вроде положено предварять аннотацией, в которой излагается суть содержимого книги, концепция автора. Но этим самым предварением навязывается некий угол восприятия, даются установки. Автор против этого. Если придёт желание и любопытство, откройте книгу, как лавку, в которой на рядах расставлен разный товар. Можете выбрать по вкусу или взять всё.