Мания приличия - [12]

Запаска

Мне захотелось выпить баночку пива, поэтому за рулем сидел Тэян. Я мог бы позволить себе не заморачиваться насчет вождения в подвыпившем состоянии, но иногда я был способен включить в себе мирного, законопослушного гражданина. Это одно из развлечений, когда занять себя нечем, жить по правилам, ведь если всегда и совсем отметать все рамки, то беспросветная скука. Философия моего бытия такова, что развлекать себя лучше всех умею я сам, придумывая правила игры и играя по ним. Побочный эффект (или усилитель нужного эффекта?) — по моим правилам чаще всего приходится играть и окружающим. Иногда это веселит, иногда наводит тоску. Марионеточность общей массы, ощущать себя гроссмейстером перед шахматной доской… Когда-то и мной, пожалуй, можно было поиграть за какие-то выгоды, но под этим всем, всегда, во мне держались неугасимые далекие планы, где в результате тот, кто пользовался мной, становился исполнителем одной из моих задумок, ступенью для преодоления новой высоты. И я забрался на высокую лестницу, на вершине которой подчас так много меланхолии и тошноты. Но сегодня мне было достаточно раздольно и улыбательно. Из колонок неслись композиции регги, и настроение у меня стремилось от «ничего так, прикольно» к замечательному. — Завтра привезут гашиш, хотели обговорить дальнейшее сотрудничество лично с тобой, — произнес Тэян, очень немногословный с тех пор, как прибыл из места заключения. Когда-то давно я его знал немного другим, куда беззаботнее и развязнее. Теперь он предпочитал о чем-то там думать и изъясняться коротко. Интересно, а попади я за решетку, изменюсь или нет? Что должно произойти, чтобы я переосмыслил жизнь и себя? А именно это, похоже, произошло с Тэяном. Нет, если правильно осмыслять жизнь, то за решетку и не угодишь. Нужно не только уметь рисковать, чтобы пить шампанское, нужно уметь не упиваться этим шампанским настолько, чтобы не подхватывать безумство безрассудно храбрых, рискующих напропалую, уже без каких-либо наград, а скорее с угрозой потерь. А кому нужны потери? Я не привык терять. — Да-да, я помню, — посмотрев на растущие по бокам пальмы и выдохнув, я ощутил жару, как латекс прилипающую к коже. — Давай на пляж завернем? Я бы искупался. — Тебя отвезти на личный?.. — Нет, на ближайший, — вместо чуть не сорвавшегося «на неприличный» брякнул я. Тэян бы подумал, что я захотел на нудистский пляж, пришлось бы объяснять, что нет… Обойдусь без юмора. — Снизойду до барахтанья среди смертных, — посмеялся я, вспомнив мифы о древнегреческих богах, которые принимали разные обличья и вступали в сношения и отношения с людьми (всё-таки не смог я без сарказма). Нет, до бога мне далеко, да и на вечную жизнь я не рассчитывал (что мне столько времени делать? Я и сейчас-то порой исчерпываю фантазию), но большинство человечишек воспринимал, как низшую форму живой природы. Особенно тех, кто ничего не добился, или кто жаловался, что добиться чего-либо невозможно. У меня ничего не было от рождения. Вообще ничего, кроме имени и желания стать кем-то. Я видел крепких и здоровых парней, до пенсии батрачащих портовыми грузчиками или лоточниками на задрипанных, вонючих улицах, я видел сумасшедше красивых женщин, выходящих замуж за этих лентяев и становящихся за несколько лет обозленными и зачуханными домохозяйками. Они скажут, что судьба не давала им шанса? Какая глупость. Распорядились собой по уму, а его, судя по всему, в таких мозгах не шибко много. Мы с Тэяном приехали на пляж одной из пятизвездочных гостиниц, куда пустили бы не каждого, но меня почти весь Сингапур знал если не по походке, то по морде точно, особенно охранники любых более-менее проходимых заведений. В своё время я, не переставая, кружил по клубам, барам и всем мероприятиям, каким только можно, завоёвывая авторитет и власть, но уже год-два отходил от этого, как старая черепаха, заползающая в свой панцирь. И всё же слава обо мне ещё жила. Ещё бы, когда я стал негласным королем нашего маленького государства. Как китайским императорам прошлого, мне можно было не выходить из Запретного города — подчиняться мне бы не перестали, и подносить приношения и дань тоже. Скинув рубашку, положив на неё солнечные очки от Chrome Hearts и потянувшись, подставляя тело снижающемуся с зенита солнцу, прямо в цветастых шортах я пошел к воде, ласковыми волнами облизывающими берег. Тэян шел рядом, поглядывая в основном вперед, но будучи начеку. Не то чтобы он считал себя моим телохранителем, но приглядывал за обстановкой, если был рядом. Напрасно он это сейчас. В границах Сингапура со мной ничего не случится. Тут все зависят от меня, тут все мною дорожат. Хотя недоброжелателей тоже хватает, но им не так-то просто развернуться поблизости. Я много кому чего сделал плохого, но всегда старался сделать плохо настолько, чтобы никакого веса и важности человек после уже не имел, а без них со мной уже и не посоревнуешься. После приятного, охладившего кожу купания, мы с Тэяном сидели в баре неподалеку, подсев по моей инициативе к двум отдыхающим подругам. Явно иностранки, европейки или американки, они-то как раз понятия не имели, с кем разговаривают, принимая нас за таких же туристов. Беседа завелась на английском и, угощая их коктейлями, я чувствовал, что сумею договориться о продолжении досуга где-нибудь неподалеку. Нет, конечно, я не такой Адонис, чтобы влюблять в себя с первого взгляда или производить приятное впечатление, перед которым каждая упадет мне под ноги. Секрет успешного съема заключается в том, что надо по глазам видеть, кого пытаешься снять. Сложных и невозможных (добровольно) вариантов хватает, но зачем мне сейчас к ним лезть? Сижу, расслабляюсь, попиваю уже что-то более весомое, чем пиво. К чему высокие материи и договоренности о свиданиях? Мне нужно плавно-быстрое передвижение к следующему пункту удовольствия. Переглянувшись с немногословным Тэяном, я улыбнулся ему, как бы говоря, что девчонки ещё через пару рюмочек заплывут за буйки, а спасатели уже на месте. — Так, а вы, значит, из Китая? — спросила одна из них меня, с немного обожженными солнцем плечами, довольная от удающегося отпуска, закинувшая ногу за ногу, и как бы невзначай всё время задевающая своей лодыжкой мою. — Да, из Пекина, — кивнул я и, перейдя на корейский, бросил Тэяну, улыбаясь: — Ну что за дура… — Поосторожнее, а то вдруг эти тоже лапочат на нашем? — хмыкнул он, и я не сразу понял, о чем он, немного напрягшись, чтобы вспомнить о той девице, которая ждет своей очереди в борделе. — Да ну и хер бы с ними, других найду, — отмахнулся я. — Китайский такой странный язык, — развеселилась вторая, что сидела ближе к Тэяну. — Даже не разобрать, где заканчивается одно слово, и начинается другое. — Ну, надеюсь, где заканчивается один китаец, и начинается другой, ты найдешь, — подмигнул я ей, и она фривольно засмеялась, поддержанная высветленной обаяшкой, которая по всем признакам достанется мне. Я снова пробормотал под нос на родном: — Особенно, если он ни хуя не китаец… Мы отъехали в уединенное местечко дикарского вида, где черт знает откуда взявшиеся валуны создавали ощущение первобытной природы. Но тащиться к ним не пришлось, потому что удачно рассевшись парами — на пассажирском спереди одна девка, а я с другой на заднем, — мы начали прелюдию ещё в салоне. Сев посередине сидения, я усадил на себя девицу, имя которой повторил всего раз после того, как она представилась, и уже забыл, и принялся целовать её достаточно сладкие от мартини с клюквенным сиропом и трех лонгов