Манекен за столом. Роман-антиутопия - [58]

— Принеси чего-нибудь, — сказал я тихо, чтобы не обращать на себя излишнего внимания.

— Есть гусь с яблоками.

Она налегла на край стола, опираясь кулачками о поверхность.

— Да-да, — сказал я.

Вуаль, вздохнув, отправилась за гусём.

— К обеду доберёмся до города, — сказал толстяк.

— Раньше, — мотнул нестриженой головой другой мужчина.

Толстяк вытер рот.

— Ты какой дорогой собрался идти? — поинтересовался он.

— Как — какой? — сказал второй мужчина. — Мимо эстрады.

Толстяк откинулся. Он с превосходством смотрел на своего спутника.

— Ты что, новичок?

Нестриженый мотнул головой. Аромат что-то упорно грыз.

Вуаль поманила меня. Мне ничего не оставалось, как пойти к ней.

Но я не успел дойти до прилавка. Кошмар сидел, расставив ноги в грубых башмаках, мешая мне пройти.

— Вы не могли бы убрать ноги? — сказал я. Раздался взрыв смеха. Моя просьба всех дико рассмешила.

Поэты, сидящие за большим столом, гоготали от души, давясь от хохота. Аромат смеялся, не переставая грызть.

Кошмар лениво ухмыльнулся, что-то в его взгляде заставило меня быстро обернуться, и я успел уклониться от летящей обглоданной кости, которой, желая наддать веселья, решил угостить меня Аромат, и кость хлопнула грубияна по лбу.

Он замахнулся, я перехватил его руку и врезал ногой в живот, для лучшей усвояемости его содержимого. Кошмар с грохотом повалился, а его сотрапезники вскочили.

«Вот, началось», — подумал я, отступая, и телеведущая с гусем отступала вместе со мной.

Сидящий у камина молодой человек встал.

Весь вечер он просидел один, молча. У него было ковбойское лицо и примерно такой же наряд.

— Эй, вы! — окликнул он мужчин негромким, но зычным голосом.

Лучшим выходом было бы немедленное бегство, но юноша, заявивший о себе, начал действовать. Он был очень ловок — его руки и ноги работали, как шатуны. Мужчины валились на столы, охая. Они пытались схватить его, но он ускользал, как уж, и был быстр, жалил, как оса. Похоже, это было ему в охотку, он был спокоен и не суетился.

Стулья трещали и ломались, не выдерживая груза упитанных поэтов. Им было до него далеко. Теперь я видел, что с ними можно было справиться. Я приободрился, почувствовав себя увереннее в этом мире, где была предусмотрена возможность защититься.

Прислуга попряталась. Битва закончилась полным разгромом. Была в ней какая-то ненатуральность, как в движениях хамелеона.

Хозяин почтительно повел нас в отдельную комнату. Столичный мэр сам быстро сменил скатерть и водрузил перед нами графин с рубиновым вином.

Миф, а это был именно он, разрумянился. Глаза у него вспыхивали радостью. Миф был среднего роста, широкоплеч, двигался пластично, по охотничьей привычке бесшумно.

— Порядочных людей сразу видно, — сказал хозяин. — А эти — настоящие разбойники. Хорошо, что они убрались. Поэты — они и есть разбойники. А что я могу сделать? Они сейчас повсюду. Такое время. В столице тоже небось несладко приходится.

Он явно принимал нас за знатных спортсменов.

— Мы поможем вам, — сказал я. Мне ничего не стоило поддержать его догадку. — Ведь это непорядок, если одинокий борец не может спокойно переночевать на стадионе. Не так ли, Миф?

Юноша даже привстал. Он горячо сжал мою руку.

Хозяин, подкручивающий лампу спиной к нам, сказал:

— Их здесь хватает, на клумбах. Целая шайка. А главарь — ботаник. Настоящий головорез. Лысый, силища — ужас!

— Как его звать? — спросил я.

— Не помню, — сказал хозяин и, покосившись, добавил: — Имя заковыристое.

— Здорово ты помог мне, — сказал я Мифу.

— Да что ты! — сказал Миф.

Хозяин предоставил нам комнату. При виде кроватей Миф немедленно разделся, обнажив мускулистый торс.

Я решил спать одетым.

— Желаю вам спокойной ночи! — сказал хозяин. Свеча в руке освещала его заплывшие глазки и нос, затерявшийся меж толстых отвисших щек.

Я плотно вогнал засов в гнездо.

— Ты не устал?

Я вздрогнул от неожиданности. Миф лежал на спине, заложив руки за голову.

— Немного, — сказал я.

Я перешел к окнам, осматривая их. Елейная физиономия хозяина не внушала мне никакого доверия. Ветви деревьев тыкались в стекла, сгибаясь при этом.

— Тогда ложись, — дружелюбно сказал Миф.

— Да, — сказал я. Я не представлял себе, о чем с ним говорить, оставаясь вдвоем, не на охоте. Он же не тяготился этим.

Загасив лампу, я улёгся поверх одеяла. Было слышно, как переговаривается, укладываясь спать, прислуга. Я хотел, чтобы поскорее наступило утро. В окно мерно, как костяшками, постукивали ветки деревьев. Миф спал, глубоко дыша.

Нас разбудил шум. Тяжелые сапоги прогрохотали по коридору, потом в дверь забарабанили. Громовые удары были так сильны, что оставалось удивляться крепости двери.

За окнами была темень. Дверь, казалось, слетит с петель. Невольно вспомнилось про силу главаря разбойников. Весь дом пришел в беспокойство.

Мы выбрались через окно и побежали. Послышался свист, на который нельзя было не обернуться. На толстом суку под самой крышей корчмы завис ухарь Лагуна. На нем были напялены пестрые тряпки.

Он энергично погрозил кулаком нам вдогонку.

Мы углубились в парк. Темно было — хоть глаз выколи. Мы полетели вниз, оказавшись на дне ямы. Я отряхнулся от сыпавшихся комьев земли. В яму свесилась лохматая голова разбойника с факелом в руке.