Мандустра - [86]

Шрифт
Интервал

Запись пятая. Явь

Происходит что-то совершенно невозможное — древо жизни оскудевает!.. Мой вечный дом от самого рождения, моя колыбель, мой живительный родник постепенно становится голым и старым, какими в конце концов становимся и мы, когда доживаем свою блистательную и полную удивительных приключений жизнь до самого конца.


Все больше и больше моих сородичей перелезают на другие древа, придется когда-нибудь это сделать и мне, но я боюсь и не хочу!.. Я никогда раньше этого не делал; меня страшит переход, меня пугают новые миры, заключенные в иных древах жизни.


Я дожевываю последние листья, перелезаю с ветки на ветку — почти не осталось ничего, и почти не осталось никого!


Как же это так?.. Мой мир рушится, мой рай заканчивается, мой народ иссякает и пропадает в изумрудных кронах неведомых мне других реальностей.


Когда я остался совсем один, я увидел последний листок, грустно сияющий в центре моего древа, где прошла вся моя восхитительная жизнь. Я двигаюсь туда и замираю над ним, как над единственной нитью, связывающей меня с моим родным домом. И тут же съедаю его.


Делать нечего — я ползу вниз. Как ужасен может быть прекрасный и совершенный мир, в котором мы появились, чтобы жить! Как тягостно и грустно в нем иногда бывает!


На земле я совсем потерялся. Я слышу какие-то шорохи, что то мелькает перед моими глазами, что-то прыгает, что-то ползает. Неужели здесь кто-то может обитать?!..


Я вижу огромное, полное изумрудной листвы древо жизни, но до него нужно еще доползти.


И я ползу, ползу, ползу. Путаюсь в каких-то травах, переступаю через чьи-то норы, огибаю ямы и огромные коряги. Как неудобно! Как я опять хочу взглянуть в небо и увидеть солнце, и чтобы не надо было никуда ползти.


Нет, наверное, я переоценил совершенство этого мира. Он слишком беспокоен для меня. То какая-нибудь молниеносная вспышка, то приходится куда-то ползти. Мир несовершенен, но он может стать совершенным, если в нем будет никогда не увядающее древо жизни, и я, вечно висящий на его ветке.


И так я полз, полз и полз и уже потерял чувство времени. Я ощущал, что земля подо мной и жуткое ползанье никогда не кончатся. И когда уже отчаялся, я лицом уткнулся в вожделенный ствол. Слава Богу!


Лезть было намного легче и намного приятнее, чем ползти, и вскоре я висел на ветке, отдыхая и наслаждаясь обилием листьев нового древа жизни, на которое успели забраться и некоторые мои сородичи, что меня несказанно обрадовало.


Я вволю наелся наивкуснейших листьев и погрузился в сладкий сон.

Запись шестая. Сон

Я смотрю в небо, я смотрю прямо в сияние солнца надо мной. Я воспаряю — мягко, победительно и неотвратимо. Свет солнца затопляет меня. Свет затопляет меня.


Я перехожу в свет, я становлюсь светом, я весь пронизан светом и любовью, словно святым духом, снизошедшим прямо в мою плоть.


И тут Кто-то возникает надо мной, Кто-то великий и безмерный, по чьему образу и подобию я был сотворен.


— Восстань и приди! — звучит в каждой частице моей души Его клич и призыв. Я падаю ниц, я словно сгораю под Его лучами, а над Ним сверкает Абсолютный Несотворенный Свет.


— Кто я?! — умоляюще вопрошаю я. — Как мое имя? Какова моя цель?! В чем мой смысл?


И этот голос славы и торжества отвечает мне, словно пронзая мой дух своим лучом.


— Тебя зовут — Унау, а значит, ты — уникален, ты — высшая из тварей, Мною созданных, ты — венец творения! Твоя жизнь восхитительна, твоя смерть прекрасна, твое бессмертие заключено во Мне и надо Мной!


И, получив ответ, я словно рассыпаюсь на множество мелких солнц, и объемлю самим собой всю Вселенную.

Запись седьмая. Явь

Я просыпаюсь в моем блистательном мире, подвешенный на своей ветке, среди сверкающих изумрудов листвы вокруг и солнечного блеска надо мной. Моя жизнь прекрасна, мое древо жизни необъемлемо, словно Вселенная, моя любовь безгранична, мой мир совершенен. Я жую листья и чувствую себя абсолютно счастливым, как только может быть счастливо живое существо, и я знаю свою цель и свой смысл.


И когда ко мне приближается особь другого народа, я дружелюбно улыбаюсь ей и приглашаю на свою ветку, чтобы она разделила со мной пир листьев и счастье жизни. Она медленно влезает на древо, осторожно ползет вверх по стволу, хватаясь за ветви, и смотрит на меня снизу умными участливыми глазами. И когда она забирается совсем близко ко мне и к моему миру вокруг, она достает какой-то поблескивающий на солнечном свете предмет и неожиданно втыкает его в мою грудь.


Боль!.. Жуткая боль!!.. Ужасная, нестерпимая, непереносимая боль!!!.. Я задыхаюсь, я умираю…


Что ж, я был слишком счастлив для этого мира. Очевидно, я его недостоин. Или он недостоин меня.


Я начинаю дергаться, хрипеть, исходить судорогами в агонии, пока сознание не оставляет тела, блаженно висящего на ветке, я покидаю его и погружаюсь в мой последний — в мой самый сладостный, самый желанный, самый великий и бесконечный сон: я вхожу в Абсолютный Несотворенный Свет.



Записи сеансов мыслительной деятельности двупалого ленивца — унау (Choloepus dydactylus), осуществленные от момента его обнаружения до умерщвления, были произведены в естественных условиях в джунглях Северной Бразилии методом направленного радиосканирования больших полушарий головного мозга млекопитающего с последующей обработкой информации и переложением ее на общечеловеческий психо язык. Проект осуществлялся по поручению и с одобрения Министерства общей зоологии Институтом зоопсихологии им. Вайнштейна Гну (Сандоз Сити, проспект Бабуинов, 18), руководитель проекта — заведующий кафедрой лингвистического зооанализа профессор К. А. Кедров.


Еще от автора Егор Радов
Дневник клона

В сборнике представлены три новых произведения известного многим писателя Егора Радова: «Один день в раю», «Сны ленивца», «Дневник клона». Поклонники творчества автора и постмодернизма в целом найдут в этих текстах и иронию, и скрытые цитаты, и последовательно воплощаемые методы деконструкции с легким оттенком брутальности.Остальным, возможно, будет просто интересно.


Змеесос

«Змеесос» — самый известный роман Егора Радова. Был написан в 1989 году. В 1992 году был подпольно издан и имел широкий успех в литературных кругах. Был переведен и издан в Финляндии. Это философский фантастический роман, сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться и менять тела. Стиль Радова, ярко заявленный в последующих книгах, находится под сильным влиянием Достоевского и экспериментальной «наркотической» традиции. Поток сознания, внутренние монологи, полная условность персонажей и нарушение литературных конвенций — основные элементы ранней прозы Радова.Перед вами настоящий постмодернистский роман.


Якутия

...Однажды Советская Депия распалась на составные части... В Якутии - одной из осколков Великой Империи - народы и партии борются друг с другом за власть и светлое будущее... В романе `Якутия` Егор Радов (автор таких произведений как `Змеесос`, `Я`, `Или Ад`, `Рассказы про все` и др.) выстраивает глобальную социально-философскую, фантасмагорию, виртуозно сочетая напряженную остросюжетность политического детектива с поэтической проникновенностью религиозных текстов.


69
69

Этот текст был обнаружен в журнале нереалистической прозы «Паттерн». http://www.pattern.narod.ru.



Борьба с членсом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Зверь дышит

Николай Байтов — один из немногих современных писателей, знающих секрет полновесного слова. Слова труднолюбивого (говоря по-байтовски). Образы, которые он лепит посредством таких слов, фантасмагоричны и в то же время — соразмерны человеку. Поэтому проза Байтова будоражит и увлекает. «Зверь дышит» — третья книга Николая Байтова в серии «Уроки русского».


Персона вне достоверности

Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.


Наследницы Белкина

Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.


Изобилие

Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.