Мандустра - [42]

Шрифт
Интервал


Мы оттанцевали с полчаса, я устала. Я посмотрела на свои маленькие аккуратные часики; он опять обнял меня за плечо и зашептал в левое ушко:


— Вы спешите, вам надо уходить, давайте я провожу вас, вы такая красивая, вы — моя богиня!..


— Ты тоже ничего, Женя, — говорю я и сама удивляюсь, что я это говорю, — но не надо, меня ждут, мне надо быстро-быстро…


— Ну и я с вами быстро-быстро…


— Ты такой быстрый?..


Мы хохочем вдвоем; он уже совершенно уверенно обхватывает мою талию, и я понимаю, что мне не вырваться.


— Не надо!..


Блин, что я несу, надо сматываться, и чем скорее, тем лучше. Но мне не уйти просто так, тем более что мой любимый… оставил меня. Ах, была не была!


Мы вышли из «Двустволки» и очутились в мягкой ночной тьме; он шел рядом со мной разлапистой мужской походкой, и мои шпильки победно стучали по асфальту, вызывая гулкое эхо в соседних подворотнях. Мы шли и молчали, а он все время смотрел куда-то в мою шею горячим, соблазняющим, вопросительным взором; мне надоело, и я взяла его под руку.


— Мне в самом деле надо идти…


— Ну я хоть поцелую вас на прощание! Да, да, не спорьте, это — нужно, хотя…


— А что, собственно, хотя?! — изумляюсь я, злобно останавливаясь и глядя в его ставшее вдруг почти по детски растерянным лицо.


— Да… Извините.


Он отходит от меня и стоит напротив, ничего не делая, словно ни на что не решаясь. Наконец он улыбается и тихо говорит:


— Мы с тобой одного пола — ты и я.


Что?!


— Конечно, конечно, — разочарованно отвечаю я ему. — Мы с тобой одного пола — я и ты. — Интересно, он только сейчас меня просек? — Но… Я просто это люблю…


— А я не лесбиянка, — говорит он мне, — хотя иногда… Но сейчас я просто заигралась. Ты — шикарная баба.


Тьфу!


— Да я — мужчина! — кричу я ему, совсем как в кино с Мэрилин Монро, и даже пытаюсь расстегнуть какую-то пуговицу на платье. — И, в отличие от тебя, совершенно не голубой! Я просто, просто…


Тут он начинает бешено ржать, словно накурился марихуаны.


— Ты что, серьезно — мужчина? И — Женя? Я-то ведь — женщина! Я просто так люблю… Женя…


— Врешь, — остолбенело говорю я.


— Нет, это ты врешь!..


И тут, будто по команде, мы отходим в ночную тень и одновременно выставляем вперед свои правые руки и… засовываем их: я ему в штаны, а он мне под платье. Я чувствую полное отсутствие любых выпуклостей в паху, даже напротив, мягкую покатость, волоски, в то время как он резко хватает меня прямо за яйца, отчего я инстинктивно дергаюсь, чуть ли не сгибаясь пополам.


— Женя?! — говорим мы друг другу одновременно, ошарашенные, очумленные, остолбенелые. — Женя?!


— Женя, — говорит она мне красивым мужским баритоном, — ну теперь-то я могу тебя поцеловать?!


Вот так, ночью того великого дня своей жизни я нашел свою судьбу.


Мы женаты шесть лет, и я не перестаю благодарить Высшие Силы, которые нас свели. Мы живем вместе, в моей квартире, а по уик-эндам ходим в любимое кафе «Двустволка», где танцуем и целуемся. Мы так любим друг друга!


Но если вы думаете, что мы перестали надевать наши любимые одежды и представлять самих себя на месте самих же себя, то глубоко заблуждаетесь. Более того, мы окончательно уверились, что произошедшее было не случайно и все надо оставить именно так, как оно и случилось. И хотя у нас двое детей — мальчик и девочка, даже они не знают подоплеки нашей жизни и любви. А впрочем: зачем им знать прошлое, пускай будут счастливы сейчас, в настоящем и в будущем. Ведь все мы — счастливая, дружная семья, и я сделаю все от меня зависящее, чтобы они не думали никаких глупостей о своих родителях, о своем появлении на свет, в этот мир, и о том, в каком качестве их родители друг с другом познакомились. Я никогда им ничего не скажу, никогда! Пусть растут и спят спокойно — ведь я же их мама.

НЕ ВЫНИМАЯ ИЗО РТА

1. Поездка в Америку

Зовите меня Суюнов. Когда я смотрю на себя в зеркало, меня охватывает восторг, изумление и счастье. Я дотрагиваюсь до мочек своих ушей большими пальцами рук — и истома нежности пронзает меня, словно первые пять секунд после введения в канал пениса наркотика кобзон. Я трогаю мочки ладонью и погружаюсь в сладкое бесконечное умиротворение, напоминающее пик действия ХПЖСКУУКТ. Я подпрыгиваю, хватаю мочки указательным и большим пальцами, начинаю онанировать, то разжимая, то опять сжимая их, и предчувствие великого, сильного, огромного оргазма обволакивает голову, повергая меня в трепет, блаженство и страсть; мочки будто заполняют меня целиком, я весь преображаюсь, теряю свет в глазах, понимание и стыд, и бешеный конец затопляет меня всего, отзываясь пульсацией крови во всем теле, судорожным сердцебиением и изливанием семени внутрь. Мне кажется, я не забеременел, я думаю, что могу ощутить сам момент зачатия, самоосеменения, и я боюсь умереть от любви и счастья в тот миг, и мне страшно, и все как волшебство. О, Иван Теберда!..


Сегодня было хорошо. Я припудрил уши, расчесал лобковую область и застегнул чемодан. Я решил полететь в Америку — страну педерастов.


Я — монолиз. Монолизы составляют примерно половину русских и четверть украинцев. Мы трахаемся через мастурбацию мочек ушей. Американцы — педерасты. Немцы — подмышкочесы, французы — говно. Австрийцы делятся на мужчин и женщин, папуасы различают двадцать девять полов. Теберда! Мне страшно думать о возможностях, открытых перед ними. Но извращения запрещены. Родился монолизом — дрочи уши. Если педераст — поступай соответственно. Я боюсь законов, боюсь отрезания своих ушей. Они так прекрасны, что если я смотрюсь в зеркало, я тут же возбуждаюсь и начинаю немножечко потрагивать мочки. И если это случается в общественном месте — ужасно! Мне не раз уже приходилось платить штраф. О, Теберда!


Еще от автора Егор Радов
Дневник клона

В сборнике представлены три новых произведения известного многим писателя Егора Радова: «Один день в раю», «Сны ленивца», «Дневник клона». Поклонники творчества автора и постмодернизма в целом найдут в этих текстах и иронию, и скрытые цитаты, и последовательно воплощаемые методы деконструкции с легким оттенком брутальности.Остальным, возможно, будет просто интересно.


Змеесос

«Змеесос» — самый известный роман Егора Радова. Был написан в 1989 году. В 1992 году был подпольно издан и имел широкий успех в литературных кругах. Был переведен и издан в Финляндии. Это философский фантастический роман, сюжет которого построен на возможности людей перевоплощаться и менять тела. Стиль Радова, ярко заявленный в последующих книгах, находится под сильным влиянием Достоевского и экспериментальной «наркотической» традиции. Поток сознания, внутренние монологи, полная условность персонажей и нарушение литературных конвенций — основные элементы ранней прозы Радова.Перед вами настоящий постмодернистский роман.


Якутия

...Однажды Советская Депия распалась на составные части... В Якутии - одной из осколков Великой Империи - народы и партии борются друг с другом за власть и светлое будущее... В романе `Якутия` Егор Радов (автор таких произведений как `Змеесос`, `Я`, `Или Ад`, `Рассказы про все` и др.) выстраивает глобальную социально-философскую, фантасмагорию, виртуозно сочетая напряженную остросюжетность политического детектива с поэтической проникновенностью религиозных текстов.


69
69

Этот текст был обнаружен в журнале нереалистической прозы «Паттерн». http://www.pattern.narod.ru.



Борьба с членсом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Берлинская флейта [Рассказы; повести]

«Рассказы Анатолия Гаврилова — одно из самых заметных явлений в современной малой прозе. Эффект от его короткого рассказа примерно такой: полмира чудом отразилось в зеркальце заднего вида, вместилось в рамку. Необыкновенная плотность и в то же время суховатая легкость, лучшие слова в лучшем порядке. Гаврилов работает возле той недостижимой точки, откуда расходятся проза, поэзия и эссеистика».


Персона вне достоверности

Пространство и время, иллюзорность мира и сновидения, мировая история и смерть — вот основные темы книги «Персона вне достоверности». Читателю предстоит стать свидетелем феерических событий, в которых переплетаются вымысел и действительность, мистификация и достоверные факты. И хотя художественный мир писателя вовлекает в свою орбиту реалии необычные, а порой и экзотические, дух этого мира обладает общечеловеческими свойствами.


Наследницы Белкина

Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.


Изобилие

Новая книга рассказов Романа Сенчина «Изобилие» – о проблеме выбора, точнее, о том, что выбора нет, а есть иллюзия, для преодоления которой необходимо либо превратиться в хищное животное, либо окончательно впасть в обывательскую спячку. Эта книга наверняка станет для кого-то не просто частью эстетики, а руководством к действию, потому что зверь, оставивший отпечатки лап на ее страницах, как минимум не наивен: он знает, что всё есть так, как есть.