Маньчжурский кандидат - [10]

Потом наверх отправился Фриман — получить свою долю удовольствий, а Мэвоул и Бобби Лембек ждали его внизу, потягивая пиво и пытаясь втолковать двум миниатюрным девушкам, которые составляли им компанию, что тем совсем необязательно все время улыбаться. Однако по-корейски они знали всего несколько слов, а девушки вообще не говорили по-английски. Поэтому Бобби Лембек приложил пальцы к углам рта, растянул его в глупой улыбке, а потом отпустил пальцы. Девушки поняли, но гримаса вышла такой комичной, что Мэвоул и Бобби заржали, точно сумасшедшие. Глядя на них, девушки тоже расхохотались, а, отсмеявшись, по-прежнему продолжали улыбаться.

Учитывая, что в военное время пивовары зачастую вынуждены работать в ущерб качеству, корейское пиво оказалось таким же паршивым, как где-нибудь в Миссисипи или Небраске, только здешнее было весьма забористое. Этого у него не отнимешь, как заметил Мэвоул.

— Эдди, почему мы должны все время торчать в этом борделе? — спросил Бобби.

— Да уж, нелегкое это дело.

— Я не говорю, что это тяжело, просто поднадоело. В этой части мира множество птиц, о которых я раньше понятия не имел. А ты ведь знаешь, что птицы — мое хобби.

— Мы отсиживаемся здесь потому, что это единственное место на всем Корейском полуострове, где нам не угрожает опасность встретиться с сержантом Реймондом Шоу.

— Как думаешь, он голубой или просто слишком религиозный?

— Что?

— А может, и то, и другое?

— Сержант Шоу? Наш Реймонд?

— Ага.

— Ты в своем уме? Просто для Реймонда секс — это слишком вульгарно.

— Он в чем-то прав, — ответил Бобби Лембек. — Точно. Секс — это вульгарно. Я, конечно, в этом деле новичок, но именно это мне в сексе и нравится.

Мэвоул смотрел на него, добродушно кивая.

— Смешно, — медленно заговорил он, — но иногда мне кажется, что ты проделал весь этот путь от Нью-Джерси до Кореи только ради того, чтобы познать первые радости секса. И это заставляет меня чувствовать себя так, будто я что-то вроде памятника… ну, памятника этой части твоей жизни. Понимаешь? И Мари-Луиза тоже, конечно. — Он кивнул в сторону маленькой азиаточки, которая сидела рядом с Бобби Лембеком, вцепившись в его запястье, точно ястреб.

— Она-то уж точно, — согласился Бобби. — В смысле, памятник.

— Вот только жаль, что у тебя до сих пор не было толстой или высокой женщины.

— А что, есть разница?

— Ну… И да, и нет. Трудно объяснить. Эти кореянки… Они такие маленькие, хотя и очень милые, и покладистые, и пиво дают бесплатно, а это не часто встретишь. Но они уж очень маленькие и такие… верткие, как юла. И хотя мне неприятно это при них говорить, пусть даже они меня и не понимают, но уж больно они тощие, сплошные кожа да кости.

— Один хрен, — сказал Бобби.

— Это точно.

Капрал Мелвин скатился вниз по лестнице и начал рукой приглаживать волосы. Вид у него был как у заспавшегося пассажира.

— Класс, класс, класс! — слова вылетали из него без единой паузы. — Просто высший класс!

— Ты это мне, что ли, говоришь? — спросил Бобби Лембек. — Побольше некоторых разбираюсь!

— Полюбуйтесь-ка на него, — с гордостью сказал Мэвоул. — Только что из пеленок, а уже ведет себя, как настоящий знаток.

— Так, парни. — Мелвин вдруг вспомнил, что он тут главный. — Через полчаса мы выдвигаемся на север. Пошли.

Бобби Лембек поцеловал Мари-Луизе руку.

— Мансей! — сказал он.

Это было единственное известное ему корейское слово. Бобби вложил в него надежду галантного кавалера на новую встречу, поскольку оно означало: «Да живет наша страна десять тысяч лет».

* * *

Сержант Шоу обладал способностью выдавливать из себя самые натуральные слезы, когда излагал историю своей жизни и доходил до особо волнительных моментов. Капитан Марко всячески поощрял его рассказы, поскольку они помогали скоротать долгие часы в карауле. В такие минуты пылающее яростью лицо сержанта сияло, словно вырванное из груди и брошенное на залитые лунным светом камни сердце. Да, капитан любил его слушать, потому что в каком-то смысле это было все равно что слушать стенания Ореста, возмущающегося Клитемнестрой.[7]

Капитан Марко трепетно относился к поэзии, литературе, просто познавательной информации в любом виде, как имеющей, так и не имеющей отношения к войне. Он любил читать. По его мнению, во многих армейских гарнизонах в свободное время делать было совершенно нечего, кроме как пить, играть в бридж и читать. Марко любил пиво, но не признавал крепких спиртных напитков. Он плохо соображал в карточных играх и почему-то почти всегда проигрывал старшим по званию. С сослуживцами ему уже давно было не о чем говорить, кроме как о войне, поэтому он повсюду таскал за собой ящики с книгами на самые разные темы; не единожды они проделывали с ним путь из Сан-Франциско к очередному месту назначения.

Капитана Марко интересовало буквально все: проблемы рыбаков в Бильбао и история пиратства, картины Ороско[8] и современный французский театр, роль юридических факторов в управлении мафией и произведения Йитса,[9] беспорядочная структура Библии и романы Джойса Кэри.[10] Его занимали высокомерие врачей, психология тореадоров, вкусы и пристрастия арабов, происхождение пассатов и вообще практически все, изложенное в книгах, которые наобум отбирали для капитана в книжном магазине на Маркет-стрит и пересылали ему, где бы он ни находился.