Мамин-Сибиряк - [96]
«Екатеринбургская неделя», несмотря на возникшую ссору Мамина и редактора, через несколько дней после первого спектакля дала на него рецензию, правда, весьма сдержанную, но во многом справедливую.
«Опытность и практичность режиссера труппы здешнего театра г-на Великанова выразилась в выборе пьесы для своего бенефиса.
В Екатеринбурге — центре уральской золотопромышленности — многие заинтересовались новой пьесой, в надежде — не списал ли Д. Н. Мамин свою бытовую хронику с натуры, т. е. не пустил ли кого-нибудь в «комедию» из золотопромышленных деятелей? Что этот вопрос интересовал городских театралов и интеллигентную публику, мы заметили сейчас, после первого действия, потому что слышали выражения: «…он, т. е. г. Мамин, никого не заденет!» А в конце пьесы повторяли: «Она имеет общий, никого не задевающий, только недоконченный характер». Таким образом, мы думаем, что публика, переполнявшая театр, собралась отнюдь не ради бенефицианта, а под чисто внешним условием, именно заинтересованная самим названием пьесы, написанной нашим даровитым и талантливым беллетристом, заимствованной им из местной жизни.
В своей бытовой хронике «Золотопромышленники» Д. Н. Мамин выводит несколько довольно рельефно обрисованных характеров, впрочем, более сильной и сочной кистью написанных им гораздо прежде, в его прекрасных повестях и рассказах. Так, Молоков и Белоносов давно нам знакомы по «Жилке» и проч…
…Несмотря на несомненное достоинство отдельных сцен, нужно заметить, что в пьесе Д. Н. Мамина нет связи: каждое действие стоит особняком, одно событие не вытекает из другого, и потому цельного впечатления пьеса не дает. Многие лица являются на сцену без всякого повода и основания и выходят бледны и безжизненны… Автор сам, вероятно, чувствуя отсутствие связи и законченности в пьесе, не дал ей точно определенного названия драмы или комедии».
Актерская игра оценивалась резче — «не более как сносная».
Состав труппы Корша в те годы был очень сильным, но и он пьесу на долгую постановку не вытянул — спектакль после нескольких вечеров был снят, хотя заняты были в нем такие талантливые актеры, как Давыдов, Глама-Мещерская, Градов-Соколов, Красовская.
Владимир Мамин писал брату в Москву: «Успех был средний. «Московские ведомости» разругали пьесу, «Новости дня» сказали, что хотя пьеса и имела успех, но она несценична, а «Русские ведомости» три дня молчали и, наконец, сегодня передали содержание «Золотопромышленников» с одним только замечанием, что не мешает сократить некоторые длинноты, и тогда дело будет лучше. Очевидно, господа из «Русских ведомостей» с внимательной предупредительностью ждут, что будет дальше, а пока снисходительно одобряют: «Так себе, ничего, а потом человек заслужит».
Театральный занавес невесело закрыл 1887 год.
— Ну, что один дьячок рассказывает? — спросила Марья Якимовна мужа его любимым присловием, когда тот, отдохнув с дороги, умытый и причесанный, благодушествовал за чайным столом.
— А один дьячок рассказывает… Отплываем мы это от Усолья… Слышу восклицания кругом: «Гляди-ко, как попыхивает! — Ловко!.. Ах, шут его возьми, Шилоносова! И паровушку приспособил. — Восемьдесят целковых зарабатывает каждый день, вот тебе и паровушка. Вон какая уйма досок на берегу наворочена. — Уж это что говорить. Ишь, как пыхтит! В день-то и напыхтить восемьдесят целковых». А вся потеха паровая лесопилка, поставленная на баржу. И безвестный Шилоносов являлся, таким образом, изобретателем первой подвижной лесопилки. Раньше к лесопилкам гнали плоты и кромешный ад был от мокрых бревен. Одних лошадей сколько изувечат. А тут — ничего. Сама машина подчалит к плоту, сама вытащит из воды бревна, сама распилит их, и остается сложить готовый тес. Ну, не чародей ли Шилоносов?
Дмитрий Наркисович много интересного рассказывал о своей поездке в Пермь и Чердынь. Очень доволен остался от встречи с северным Нестором, Василием Никифоровичем Шишонко, создателем капитального труда «Пермская летопись».
Был на единственном в России содовом заводе, страшном месте, где человек от ядовитых испарений изнашивается в год.
— И повсюду, Маруся, лес изводится. Вот и не знаешь, радоваться изобретению господина Шилоносова или плакать. На пароходике один богатырь чуть не избил ехавших с нами лесных подрядчиков: «Весь лес вырубите, подлецы, и занесет нас песком. Вот тогда и придет китаец. Неисчерпаема его рать, этого китайца, а как лес вырубите, он и навалится. Жить ему негде — вот он и придет. А вы свой народ изводите!..» Сильно ругался.
Дмитрий Наркисович не говорил о своих историко-археологических изысканиях, хотя в дом на Соборной отправил целый воз различных упаковок. Марья Якимовна знала, что муж по поручению и на субсидиум Императорского археологического общества изучал окрестности Екатеринбурга и вот теперь совершил поездку на север губернии. Но об этом не знали в УОЛЕ. Секретарем Общества с самого его основания был Онисим Егорович Клер. Дмитрий Наркисович помнил еще отцовскую грамоту, полученную от Общества, где стояла подпись Клера. Распри в УОЛЕ, не затухающие многие годы, делили его на две партии. Мамин был преданным «клеровцем» и противостоял другой стороне, где были хранитель музея Лобанов, библиотекарь Екатеринбургского земства Русских, секретарь «Екатеринбургской недели» Остроумов и другие. «Клеровцы» обвиняли секретаря, человека тщеславного, чрезмерно выпячивающего свою персону, который взял в свои руки выпуск «Трудов» Общества. «Клеровцы» настаивали на создании комиссии, которая коллективно вела бы «Труды». Мамина эта война изнуряла, поскольку по молодой своей натуре он был человек увлеченный и формально участвовать в любом деле не мог. Скрытность, как защитное средство обретенная им еще в бурсацкие годы, помогала и здесь. Он никому не сказал в УОЛЕ, что выполняет поручение Императорского археологического общества, об этом там узнали из заметки в «Московских ведомостях». Оказалось, Д. Н. Мамин провел обширные исследования в окрестностях Екатеринбурга, Чердыни и Среднего Урала. Вблизи своего города им был осмотрен «Разбойничий остров», лежащий почти посредине Карасьего озера. При раскопках было найдено большое количество черепков с весьма разнообразным орнаментом, указывающих на древнюю стоянку человека в этой местности. В Чердыни Мамин приобрел у местных жителей несколько предметов: металлическую рукоятку, костяное копье и т. п. При спуске по реке Колве им же были осмотрены «Дивья пещера» и «Дивий камень».
