Мамай. История «антигероя» в истории - [39]

Так, в «Сказании о Мамаевом побоище» Мамай в переписке с литовским и рязанским князьями сравнивает свое войско с войском вавилонян, взявших Иерусалим: «…аще бым хотел своею силою древный Иерусалим пленити, яко же и халдеи»; «маю так войска много, которымъ Иерусалимъ давный и хо-тяй якое царство взялъ бым».[348] В уста Мамая, понявшего, что битва проиграна, средневековые авторы вкладывают слова, очень близкие, по мнению исследователей, к плачу вавилонского же царя Валтасара.[349] При этом любопытно отметить, что, представляя Мамая врагом христианской веры, его сравнивают… опять же с Батыем — ведь, согласно церковной историографической традиции, Бату не только завоевал и покорил Русь, но и нанес значительный ущерб православной вере. Так, в заключении к сборнику ханских ярлыков русским митрополитам отмечается, что Батый единственный из ордынских «царей» не выдавал ярлыки русской церкви «иже бе попленил Рускую землю». В «памятниках Куликовского цикла» сообщается, что Батый «святыа церкви оскьверни, и многи манастыри и села пожже, и въ Володимере въселенскую церковь златоверхую разграбилъ».[350] Однако сам Мамай представлен более образованным, чем «варвар» Батый, чье имя в русской историографии ассоциировалось исключительно с разорением и разрушением: так, например, в «Сказании о Мамаевом побоище» сообщается, что он много внимания уделяет изучению истории, любит и ценит книги, которые ему присылают его союзники Ольгерд Литовский и Олег Рязанский.[351] Нет сомнения, что создавая такой его образ, авторы «памятников» стремились в еще большей степени сопоставить его с такими ярыми врагами церкви, как римские императоры Тит и Юлиан Отступник, которые были для нее гораздо опаснее, чем варвары-разрушители, поскольку являлись идейными противниками христианства.

Соответственно, русские князья, выступившие против Мамая, представлены в летописях и «памятниках Куликовского цикла» не только как патриоты Руси, мудрые правители и отважные воины, но и как благочестивые защитники православной веры от «поганых». В «Сказании о Мамаевом побоище» религиозный аспект Куликовской битвы выражен еще более ярко, причем предводителями борьбы с Мамаем в нем представлены даже не князья, а церковные иерархи — митрополит Киприан и игумен Сергий Радонежский.[352] Сам же Дмитрий Донской характеризуется в средневековых русских источниках как благоверный князь, покровитель церкви и защитник христовой веры.[353] Заступниками церкви и истинной веры признаны и другие участники противостояния с Мамаем — князь Владимир Андреевич Серпуховский, Дмитрий Боброк-Волынский. Любопытно, что даже Андрей и Дмитрий Ольгердовичи представлены борцами за православную веру, несмотря на то что их единокровный брат, литовский князь Ягайло, фигурирует в «памятниках» как союзник Мамая и, соответственно, «поганый», язычник.[354]

В «Сказании о Мамаевом побоище» воины Дмитрия Донского названы «отроками Давидовыми», соответственно же войска Мамая видятся автору этого сочинения филистимлянами.[355]

И победа Дмитрия Донского над Мамаем в трактовке средневековых русских авторов изначально предопределена: сам бог заступился за приверженцев истинной веры, помог им в борьбе с более многочисленным (так утверждают средневековые источники) врагом. Об этом прямо пишут создатели «памятников»: «И по сих же въ 9 час дне призре господь милостивыма очима на вси князи руские и на крепка воеводы, и на вся христианы, дръзнувше за христианство и не устрашишася яко велиции ратници. Видешя бо верни яко въ 9 час бьющееся аггели погагают христианомъ. И святыхъ мученик полкъ, и воина Георгиа, и славнаго Дмитриа, и великых князей тезоименитых Бориса и Глеба. В них же бе воевода съвръшенаго плъка небесных вой архистратигъ Михаил…».[356]Ряд средневековых сочинений содержит упоминания о небесной помощи Дмитрию Донскому со стороны его предка Александра Невского.[357] В духовном стихе о Дмитрии Солунском (святом покровителе Дмитрия Донского) содержится фраза, что именно этот святой «отогнал… неверного Мамая во его страну порубежную». Сохранилась также легенда о явлении Дмитрию Донскому перед Куликовской битвой иконы Николая Чудотворца как знака божьей помощи.[358] Мамай же, увидев столь явную помощь христианам со стороны божественных сил, якобы произносит: «Великъ богъ христианескъ и велика сила его! Братие измаиловичи, безаконнии агаряне, побежите неготовыми дорогами».[359]

Весьма символическим эпизодом противостояния православной Руси и языческой Орды под предводительством Мамая является участие в Куликовской битве двух монахов-схимников — Пересвета и Осляби, якобы направленных на помощь Дмитрию Ивановичу Московскому самим Сергием Радонежским — одним из наиболее почитаемых на Руси святителей.[360] Участие и героическая гибель монахов в битве является ярким и живописным аргументом в пользу того, что битва велась в значительной степени (если не в первую очередь) именно за веру, а не за политические цели. Особенно впечатляюще описан в «памятниках» поединок пожилого монаха Пересвета с ордынским богатырем Челубеем (Темир-мирзой), открывший Куликовскую битву.