Мамаев омут - [33]

А сама почему-то цепко уставилась в растерянное лицо мужа.

— Погоди, погоди! — взмолился Кузьма Семёнович. — Как это «других»? Путёвка же персональная, именная… — Он достал из конверта путёвку. — Вот она… чёрным по белому написано: «Владимиру Александровичу Горелову».

— Сказано — не едет, — с досадой повторил Вовка. — Он же, Горелов, такой… Отрубил — и точка. И другие ребята не могут. Запарка у них, работы полно.

— Значит, «погорела» путёвка, — вздохнул Кузьма Сёменович. — Придётся, видно, обратно отсылать.

— Зачем же обратно? Путёвку ещё спасти можно, — ласково заговорила Серафима Ивановна. — Один Владимир отказался, так другой есть. Перепиши её на нашего Вовочку — и делу конец.

Вовка невольно ухмыльнулся — до чего же мать здорово угадывает его мысли!

— Да тут и переписывать нечего, — продолжала Серафима Ивановна, заглянув в путёвку. — Одно лишь отчество исправить да фамилию.

— Что? Подчистками заниматься? — опешил Кузьма Сёменович. — Ну нет…

— Так «горит» же путёвка, ни за что пропадает… Ну что ты за человек, Кузьма Семёнович, — ни себе, ни людям. Для родного сына и такой малости не можешь сделать.

— Да пойми ты!.. Это же финансовый документ… В бухгалтерию попадёт. А там знаете какие доки… Любую шершавинку на путёвке заметят. Ну и выставят зараз нашего Вовку как миленького. Да ещё в школу напишут…

Пожевав губами, Серафима Ивановна не нашлась что возразить.

Прижавшись лбом к стене, Вовка захныкал, и на этот раз, кажется, без дураков. Всё, видно, пропало. И зачем он только старался все эти недели: «проявлял активность», готовился к встрече с морем, сегодня вот бегал к Вовке Горелову…

Кузьма Семёнович тяжело вздохнул — будь неладен тот час, когда он пообещал сыну эту злосчастную путёвку, — и направился к двери.

Но Серафима Ивановна задержала его:

— Слушай, отец… А может, ничего и подправлять не надо? Пусть наш Вовочка едет как Вовка Горелов.

— Чего-чего? — не понял Кузьма Семёнович.

Серафима Ивановна принялась объяснять ему как маленькому. Их сын берёт путёвку Вовки Горелова и завтра же выезжает в лагерь. Так будет спокойнее. Вовка ещё несовершеннолетний, паспорта не имеет, и никому в голову не придёт, что он живёт под чужой фамилией. А для верности отец напишет сыну справку, что тот действительно Владимир Александрович Горелов, и заверит школьной печатью.

— Вовочка, ты можешь один месяц называться Гореловым? — обратилась она к сыну.

— А мне хоть Гореловым, хоть Погореловым… только бы поехать, — буркнул Вовка, по достоинству оценив ловкий ход матери и догадавшись, что ей нужна его поддержка. И он захныкал сильнее.

Кузьма Семёнович сокрушённо схватился за голову.

— Опять вы из меня масло жмёте! — закричал он и, взяв со стола путёвку, сунул её сыну в руку. — Ладно, поезжай, коли так… Горелов-Погорелов.

— Ну вот, конец — делу венец, — оживилась Серафима Ивановна. — Тогда все за работу.

И начался страдный вечер.

Отец отправился в школу оформлять справку, Вовка собирал рыболовные снасти, укладывал в рюкзак вещи, мать гладила бельё, потом принялась печь сыну подорожники — пироги, ватрушки, коржики.

В десятом часу Вовку отправили спать, а утром разбудили чуть свет, с первыми петухами — надо было спешить к поезду.

Вовка хотел было попрощаться с дружком Петькой, но мать сказала, что тот ещё спит, да к тому же лучше ему и не знать, куда уехал Вовка.

— Пусть считает, что ты к дедушке уехал, на Волгу.

На станцию поехали всей семьёй. Отец сам правил школьной лошадью, запряжённой в лёгкую таратайку, а мать всю дорогу наставляла Вовку, как ему лучше отдыхать в лагере.

Побольше, конечно, спать, в дальние походы ходить не обязательно, в столовой без стеснения просить добавки, купаться в меру, от берега далеко не заплывать, загорать постепенно и, чтоб не обжечься на солнце, смазывать тело ореховым маслом.

— Главное, не забывай, что ты теперь Горелов… Владимир Александрович. А если забудешься, назовёшь себя Ерошиным, скажи, что это у тебя кличка такая: Ерошин-Взъерошин.

— Ага! Так и скажу, — заулыбался Вовка. Ему даже нравилась новая фамилия и отчество. Владимир Горелов. Это не какой-нибудь Ерошин. Да ещё и Александрович…

На станции отец купил Вовке плацкартный билет, а когда подошёл поезд, мать сразу же завела знакомство с проводницей вагона. Вовка был представлен ей как знаменитый юннат, которому из области пришла именная путёвка, и он должен точно к сроку попасть в лагерь.

— А по каким он делам отличился: по огурцам или там по кроликам? — поинтересовалась проводница.

— Ну что вы… это мелочи. Наш Вовочка по особым заданиям от учёных работает…

Проводница прониклась к Вовке величайшим уважением, а когда Серафима Ивановна вложила ей в руку ещё и хрустящую бумажку, она заявила, что присмотрит за ним, как за родным сыном.

3

К концу второго дня Вовка сошёл на чистенькой станции маленького южного городка. Человек он был опытный, наторевший в поездках в пионерлагеря и знал, что всё пойдёт своим чередом: его встретят, усадят в автобус и привезут куда надо. Так оно и получилось.

На перроне Вовка сразу же заметил пионервожатую. Она стояла на каком-то ящике и звонко выкрикивала: