Мама мыла раму - [48]

Елизавета Алексеевна появилась неожиданно, вынырнув не пойми откуда:

– Простите-простите, – запыхавшись, застрекотала она, пытаясь сгладить неловкость. – Не рассчитала…

– Ничего страшного, – поспешила заверить ее Антонина и поинтересовалась на всякий случай: – На метро?

– Так удобнее, – пояснила Андреева и предложила последовать за собой.

В результате долго шли какими-то переходами, разменивали мелочь на пятаки, тащили через турникет чемодан, грузились в вагон… Всю дорогу Катька хотела спросить у тети Лизы, где же Андрей, но так и не решилась, наивно предположив, что тот поджидает их дома. Выйдя на «Спортивной», пешком отправились по заветному адресу, выученному девочкой наизусть.

Когда Елизавета Алексеевна отпирала дверь ключом, Катино сердце прыгало, словно воробей по асфальту, то замирая, то пускаясь вскачь. Обнаружив пустую квартиру, девочка не выдержала и поинтересовалась:

– А Андрей где?

– Андрей? – как-то странно переспросила тетя Лиза.

– Андрей, – глядя прямо в глаза материнской подруге, подтвердила Катька.

– Андрей… – словно между делом проговорила Елизавета Алексеевна. – Андрей, Катенька, на даче с одноклассниками. Любовь у Андрюшки моего, – пояснила она отсутствие сына гостям и предложила располагаться как дома.

«Ну вот, привезла девочку в Москву…» – мысленно застонала Антонина Ивановна. Катька же не подавала виду и даже попросила тетю Лизу провести экскурсию по квартире. Елизавета Алексеевна, естественно, не подозревавшая о тайных планах девочки, с удовольствием согласилась.

– Это холл, – произносила Андреева будоражащие Катькино ухо слова. – Эркер здесь так неудачно выглядит, но ничего не поделаешь, архитекторская находка.

Катя присела на банкетку, задвинутую в угловое пространство эркера, и огляделась: размеры квартиры были впечатляющими – такого девочка никогда не видела, если только в кино, да и то вряд ли. Высокие потолки, геометрический рисунок дубового паркета, золотой накат на стенах и, главное, простор, о существовании которого владелец двухкомнатной хрущевки мог только догадываться.

Елизавета Алексеевна любила демонстрировать гостям из провинции свое скромное жилище. Наблюдая за их реакцией, Андреева вырастала в собственных глазах в монументальное создание скульптора Мухиной. Это ощущение придавало Елизавете Алексеевне античной стати: расправленные плечи, особый поворот головы, движения плавные и одновременно значительные. Генеральша, не меньше.

Катька ходила за хозяйкой хвостом и старалась запомнить любую мелочь, чтобы воспроизвести ее потом, в будущем, в такой же квартире на такой же улице в такой же Москве. Другого теперь она не хотела.

Квартира недалеко от стадиона «Лужники» поистине являла собой заколдованное царство, опрокидывая с ног на голову все то, что казалось девочке очевидным и непреложным. Сухая, как цапля, тетя Лиза превращалась в этих стенах в представительницу королевской фамилии, а моложавая фигуристая мама казалась какой-то маленькой и несуразной. А ведь дома все было с точностью до наоборот.

– Дальше будешь смотреть? – вернула Елизавета Алексеевна застывшую на банкетке Катьку в реальность.

– Буду, – подтвердила гостья свою заинтересованность и поспешила за хозяйкой.

– Это кухня, – показывала тетя Лиза на закрытые двери. – Там ничего интересного.

Вот в этом она, естественно, ошибалась. Интересного в кухне было больше чем достаточно. Как это ни странно (Катька потом много об этом думала), там оказалось очень грязно. Плита и прилегающая к ней столешница были покрыты толстым слоем желто-коричневого жира, превратившегося с годами в своеобразное лаковое покрытие. На стене висели непромытые кухонные доски, потрепанные временем и жирными руками полотенца, а также много всякой всячины, назначение которой было туманно. Но больше всего Катьку впечатлили большие жестяные банки из-под чая, рядком выставленные на подвесных тумбах. Украшенные растительным орнаментом, местами потертые и поцарапанные, они служили истинным кухонным украшением: индийские танцовщицы в сари со знаменитой родинкой на лбу; украшенные золотой сбруей и драгоценными камнями слоны с цветочными гирляндами на мощных шеях; вокруг них парят солнечные птицы с причудливыми хвостами; вдалеке виднеются позолоченные крыши индийских храмов, у входа в которые сидят ослепительные драконы. Чудо! Чудо! Чудо! Вот бы одну такую, да Катьке, и чтоб тоже стояла на кухне и глаз радовала.

Летели дальше: это ванная, это туалет (тетя Лиза назвала его странным словом «уборная»), это столовая. Это моя спальня, а это Андрюшина комната.

«Наконец-то!» – обрадовалась Катька и замедлила шаг.

– Можно? – вежливо поинтересовалась девочка, придав лицу ангельское выражение.

– Конечно! – гостеприимно распахнула дверь в сыновнее логово хозяйка квартиры.

Завороженная девочка вошла в жилище прекрасного принца в надежде обнаружить в нем хоть что-нибудь, что убедило бы в особом отношении к ней, приехавшей издалека. Но тщетно: никаких следов. Ни фотографий (да и откуда бы они взялись), ни торчащих отовсюду конвертов, на которых ее же рукой был бы написан адрес, никаких намеков на то, что ее здесь ждали, что о ней здесь думали. Обстановку комнаты вряд ли можно было назвать аскетичной, кровать юноши не напоминала походную кровать Александра I, увиденную Катькой в прошлом году в Екатерининском дворце. Книжная полка ничего общего со знаменитой пушкинской библиотекой не имела: несколько книг из серии «Библиотека фантастики», несколько номеров журнала «Смена», учебники, покрытый пылью кубик Рубика. Стояла какая-то техника, по уверению мамы, «точно, импортная», но до нее девочке не было никакого дела. Она искала иное. И нашла: под оргстеклом, которым был покрыт письменный стол, лежали фотографии: Андрей, Андрей, Андрей, какие-то парни (видимо, одноклассники) и ОНА (тоже Катя) с распущенными волосами, улыбается то ли Андрееву, то ли фотографу в объектив. «Безумно красивая», – показалось Катьке, и жизнь разом закончилась: «Кто, скажи мне, всех милее? Всех румяней и белее?»