Малый народ и революция (Сборник статей об истоках французской революции) - [2]

Когда было объявлено о начале Первой мировой войны, О. Кошен числился в запасе, но тотчас поспешил записаться добровольцем на фронт. «Мое место — там, где опасность, меня обязывает к этому мое имя», — писал он. Кошен был из той породы людей консервативного склада, которые ставили родину почти на вершину иерархии ценностей, после Бога и католической религии. В сентябре 1914 г. он участвует в битве при Сомме и получает тяжелое ранение; после десяти месяцев госпиталя возвращается в строй; еще четыре ранения, в том

8

числе под Верденом, периодически отдаляют его от фронта. Но 8 июля 1916 г. он снова оказывается на Сомме и погибает на поле сражения от тяжелого ранения в шею.

После смерти талантливого историка и по окончании войны, уже в 1920-25 гг. — его рукописи были подготовлены к печати при активном содействии его друга и сотрудника Шарля Шарпантье. Тогда были опубликованы, в частности, и статьи, впервые переведенные сейчас на русский язык и включенные в данный сборник. Был издан 1-й том «Актов революционного правительства» и двухтомное сочинение «Les Sociétés de pensée et Révolution en Bretagne (1788-89)». (Термин Sociétés de pensée буквально переводится как «общества мысли». Может быть, по смыслу ближе: «интеллектуальные кружки».) Последняя книга интересна тем, что основывается на провинциальных архивах, в то время как большинство историков Французской революции опирались на архивы столичные. Она дает очень выпуклую и конкретную картину начального периода революции, аналогичную нашему периоду Временного правительства. Второй том этой работы содержит исключительно публикацию документов.

Основное содержание работ и основное открытие Кошена, как мне кажется, — это анализ того слоя, из которого возникают будущие вожди революций, «генеалогия вождей». Если исходить из самого примитивного вопроса: «кому выгодно?», то вожди — это те, ради кого революции совершаются. Народ в целом в результате революций обрекается на гражданскую войну, разруху и голод. Но вожди революций, по крайней мере, добиваются

9

того, к чему стремятся десятилетиями. Что было бы, например, с вождями Октябрьской революции, если бы она не произошла? Ленин окончил юридический факультет, попробовал в суде вести одно дело и проиграл его. Троцкий явно не поднялся бы выше уровня мелкого журналиста. Сталин — и того менее. Это отнюдь не значит, что они были ничтожествами. Наоборот, среди них было много выдающихся людей, с редкими (редко встречающимися) способностями. Но чтобы эти способности реализовать, они должны были сначала создать ту среду, в которой их способности реализуемы. Такой средой и была сама революция.

Историю этого слоя, складывающегося на протяжении нескольких поколений, и анализирует Кошен. Иногда Кошена причисляют к сторонникам «концепции заговора» в истории революций. Мне кажется, с тем же основанием к сторонникам этой концепции можно причислить Роберта Коха, обнаружившего возбудителя туберкулеза (палочку Коха).

Возникновение слоя будущих вождей революции, согласно Кошену, — это длительный процесс, занимающий не одно поколение. Во Франции, например, сам слой уже сложился, по его мнению, лет за двадцать с лишком до революции. Суть процесса заключается в отделении этого слоя от остального народа, в интеллектуальном и духовном противостоянии ему, в ощущении ими себя как бы другими существами, может быть — другого вида. Этот особый слой внутри народа (Кошен называет его «Малый Народ»), чувствует себя не связанным никакими узами или ограничениями в отношении к остальному народу. «Малый Народ» выступает исторически в роли мастера, в руках которого остальной

10

народ — лишь материал. Это играет решающую роль во втором этапе революции, когда надо обуздать созданный самими революционерами хаос. Кошен сравнивает ситуацию этого момента со связанным Гулливером, которого лилипуты осыпают ядовитыми стрелами. Мы можем еще яснее представить себе эту психологию, например, по работе Ленина «Пролетарская революция и ренегат Каутский», в которой автор так определяет диктатуру пролетариата: «власть, осуществляемая партией, опирающейся на насилие и не связанной никакими законами». Позже Пятаков, комментируя это положение, видит его смысл именно в последних словах: «Закон — есть ограничение, есть запрещение, установление одного явления допустимым, другого недопустимым». Из людей, способных отказаться от подобных ограничений, образуется партия, «несущая идею претворения в жизнь того, что считалось невозможным, неосуществимым и недопустимым». «Для нее область возможного действия расширяется до гигантских размеров, а область невозможного сжимается до крайних пределов, до нуля». «Ради чести и счастья быть в ее рядах мы должны действительно пожертвовать и гордостью, и самолюбием, и всем прочим». Да сам Пятаков и пожертвовал «всем прочим». Кошен такого не мог прочесть. Но, мне кажется, — это самое яркое выражение психологии «Малого Народа», которое когда-либо было зафиксировано в истории. Отсюда можно почувствовать, чем же так была сладка эта идеология, почему революционеры безоглядно бросались в омут революции, где их скорее всего ожидал расстрел со стороны контрреволюционеров и гильотина — со стороны соратников по революции. А ведь деятели Русской революции прекрасно знали