Малый дом в Оллингтоне. Том 2 - [5]

– Посмотрите-ка на этого молодца, – сказал он Имсу, указывая на быка, получившего приз. Имс, проведя положенные часы на службе, присоединился на выставке к своему патрону и любовался живым мясом при газовом освещении. – Не правда ли, что он похож на своего господина? Он прозван Ягненком.

– Ягненком? – сказал Джонни, который не успел еще хорошо ознакомиться с произведениями Гествика.

– Да, Ягненком. Это тот самый бык, который наделал нам хлопот. Точь-в-точь, как сам господин, и спереди, и сзади. Неужели вы не видите?

– Кажется, да, – отвечал Джонни. Он хоть и смотрел пристально, но сходства не находил.

– Очень странно, – продолжал граф. – Но бык после того дня сделался такой тихий, такой тихий, что я уж и не знаю, с кем его сравнить. Тогда всему виной был красный носовой платок.

– Очень может быть, – заметил Джонни. – А может быть, и мухи.

– Мухи!? – гневно воскликнул граф. – Вы полагаете, что он не привык к мухам? Вздор! Пойдемте домой. Я заказал обед к семи часам, а теперь половина седьмого. Зять[1] мой, полковник Дейл, тоже в Лондоне, он будет обедать вместе с нами.

С этими словами лорд Де Гест взял Джонни под руку и повел по выставке, обращая его внимание на различных животных, далеко уступавших во всем его собственным.

Миновав Портман-сквер, Гросвенор-сквер и пройдя Пикадилли, они очутились на улице Джермин[2]. Во время этого перехода Джонни Имсу казалось чрезвычайно странным идти под руку с графом. Дома, в столичной жизни, его ежедневными собеседниками были Кредль и Эмилия Ропер, мистрис Люпекс и мистрис Ропер. Разница была огромная, а между тем он обнаружил, что ему так же легко беседовать с графом, как и с мистрис Люпекс.

– Вы, вероятно, знаете оллингтонских Дейлов, – сказал граф.

– Как же, знаю.

– Но, может, никогда не встречали полковника?

– Кажется, никогда.

– Большой чудак, живет довольно порядочно, а между тем ничего не делает. Он с моей сестрой живет в Торки, и, насколько мне известно, они оба не имеют никакого занятия. Он приехал в Лондон, чтобы встретиться со мной у наших поверенных для подписания некоторых бумаг. Эта поездка для него наказание. Я старше него всего на год, а, право, для меня ничего бы не значило ездить сюда из Гествика хоть каждый день.

– Чтобы посмотреть на быка, – заметил Джонни.

– Ей-богу, вы угадали, мистер Джонни! Сестра моя и Крофтс могут говорить, что им угодно, но когда человек проводит каждый день часов по восьми или девяти на чистом воздухе, то после этого ему, я думаю, захочется заснуть. Вот и гостиница Покинса – отличная гостиница, но не так впрочем хороша, как была при жизни старого Покинса. Проводите мистера Имса в его комнату.

Полковник Дейл в лице имел большое сходство с братом, но был выше его ростом, сухощавее и на вид старше. Когда Имс вошел в общую гостиную, полковник сидел там один, и потому Джонни должен был принять на себя труд отрекомендоваться. Полковник не встал с места, но ласково поклонился молодому человеку:

– Мистер Имс? Я знал вашего отца в Гествике много-много лет тому назад.

Сказав это, полковник Дейл вздохнул и снова повернулся к камину.

– Сегодня что-то очень холодно, – сказал Джонни, стараясь завязать разговор.

– В Лондоне всегда бывает холодно, – заметил полковник.

– Если бы вы побывали здесь в августе, вы бы этого не сказали.

– Избави Боже побывать, – сказал полковник и снова вздохнул, не отводя глаз от камина.

Имс слышал о храбром поступке Орландо Дейла, когда тот увез сестру лорда Де Геста, несмотря на страшные, непреодолимые преграды, и теперь, глядя на такого неустрашимого героя, подумал, что с того времени в нем произошла большая перемена. После этого ничего больше не было сказано до прихода графа.

Гостиница Покинса была старинная во всех отношениях. Потомок Покинса стоял позади стула графа и, когда начался обед, сам снял крышку с суповой миски. Лорд Де Гест не требовал особенного внимания к своей личности, но ему было бы досадно, если бы вовсе не оказывали внимания. Он сказал Покинсу несколько любезных слов, показав этим, что он не принимает Покинса за одного из лакеев. Получив приказание его сиятельства насчет вина, Покинс удалился.

– Он довольно сносно поддерживает это старое заведение, – сказал граф своему зятю, – правда, теперь далеко не то, что было лет тридцать тому назад, все как-то становится хуже и хуже.

– Полагаю, да, – сказал полковник.

– Помню время, когда у старого Покинса бывал такой портвейн, какой я держу дома, или почти такой. Теперь у них не найдется такого вина.

– Я никогда не пью портвейна, – сказал полковник. – Вообще после обеда я редко пью что-нибудь, разве иногда немного негуса[3].

Граф ничего не сказал, но, наклонившись к тарелке, сделал самую красноречивую гримасу. Имс видел это и едва удержался от смеха. В половине десятого, когда за удалившимся полковником затворилась дверь, граф всплеснул руками и, передразнивая зятя, произнес: «Негус!» В это время Имс не мог удержаться и разразился хохотом.

Обед был весьма скучный, так что Джонни до ухода полковника сожалел, что его принудили обедать в гостинице Покинса. Конечно, прекрасная вещь – получить приглашение к графскому обеду. Все предшествовавшие обстоятельства возвышали его в глазах сослуживцев, и это немало льстило его самолюбию, но, сидя за столом, на котором лежало четыре или пять яблок и стояла тарелка с орехами, и посматривая то на графа, который всеми силами старался держать глаза открытыми, то на полковника, для которого было решительно все равно, спят его собеседники или бодрствуют, Джонни признавался себе, что честь находиться за графским столом обходится ему слишком дорого. За чайным столом мистрис Ропер не бывало весело, но все же Джонни отдавал ему предпочтение пред столом Покинса с обществом двух скучных стариков, с которыми он не имел ничего общего для разговора. Раза два он старался заговорить с полковником, во все глаза смотревшим на каминный огонь, но полковник отвечал односложно, поэтому стало очевидно, что он вовсе не имел желания беседовать. В послеобеденные часы полковник Дейл находил удовольствие в молчании, сложив руки на коленях.