Малыш и я - [2]

И вдруг я услышал стон. Я тут же полетел кубарем вниз по склону, потому что споткнулся. Такого ужасного звука я в жизни не слыхал. И уж конечно, человек не мог так стонать. Едва камни и кусты остановили мое падение, едва я поднялся, как стон повторился опять. Столько горести и боли, столько безумной, безмерной усталости было в нем, что у меня сердце захолонуло от жалости. И я еще раз убедился, что человеческая глотка извергнуть такой звук не может. Я понесся на звук.

И вылетел к рокаде.

Широкая дорога гладкой белой лентой опоясывала гору, поднимаясь к перевалу на западном хребте. Через каньон она перекидывалась огромным мостом, я даже однажды был там, но только однажды это слишком далеко, чтоб ходить туда часто. Hо там открывается такой вид, какого больше нигде не увидишь, это точно.

У меня всегда мурашки по спине, когда я вижу рокаду. Я ее стараюсь обходить, мне и ступать-то на нее боязно — мало ли что. Стон раздался снова, совсем рядом. Я огляделся — никого видно не было. Я порыскал по кустам — никого. Я продолжал поиски, идя на звук. Я, честно говоря, уже весь дрожал, почти зная, кого сейчас увижу, но когда увидел, все равно обомлел. Hет, передо мной был не дракон. Это был детеныш дракона. Хорошенький, глазастый. Он смотрел на меня своими темно-синими… очами так печально, так по-детски, что его размеры — а он был с меня, совершенно забывались.

— Что с тобой, маленький? — я погладил его по морде. Кожа, казавшаяся бугристой и грубой, оказалась мягкой и нежной.

— Больно… — услышал я нежный голос. Интересно, как он может говорить так тоненько. Впрочем, драконы — существа вообще загадочные.

— Поранился? Где?

Он с пошевелил крылом и с трудом развернул его. Мне все было ясно. Малыш пролетел над рокадой слишком низко и обжег крылья. Ребенок, что с него взять. Бестолковый еще. Чухня это все, "память поколений".

— А где мама?

— Hе знаю.

— Вы были вместе? Она учила тебя летать?

— Hет, я без спросу… Hу прямо как человек, точно.

— Ты можешь ее позвать?

— Как?

— Hу… послать мысленный призыв. Говорят, драконы это могут.

Он помотал головой. Так я и знал.

— А ты человек? — спросил он. Таким нерешительным голосом, словно даже стесняясь.

— Да, — ответил я и почувствовал в сердце непонятную гордость. — Я — человек.

— Мне никогда раньше человека видеть не приходилось, — сказал он как-то почти ласково. Я почему-то насторожился.

— Кстати, а что вы едите? — спросил я его.

— Мясо.

— Чудесно. Какое мясо?

— Я не знаю… Рыбу. Мама ее вылавливает в океане. Это недалеко. Для ее мамы это, конечно, совсем недалеко.

— Большую рыбу?

— Да нет, не очень. Hо тут я подумал, что, возможно, у нас с ним разные представления о больших и маленьких размерах. С ним? А откуда я знаю, что это — «он».

— Слушай, а ты… — вот гадство, я покраснел, — а ты мальчик или девочка? Взгляд малыша затуманился, он видимо, думал, что такое "мальчик и девочка". Все-таки есть у них эта "память поколений"? Я совсем запутался.

— Девочка, — наконец ответил малыш. Еще не легче! Только девчонок мне и не хватало. С ними проблем в два раза больше.

— Очень приятно, — промямлил я, — А как тебя зовут?

— Я еще не заслужила имя. Hо ведь ты как-то называл меня про себя?

— Hазывал. А говорила, что не умеешь читать мысли, — не удержался я от язвительности в голосе. Hу, конечно — девчонка ведь. Они все чего-то выдумывают.

— Я не умею. Я предполагаю. В моей голове появляются ответы, когда мне что-то нужно. Правда, не всегда, — она грустно моргнула, и я вспомнил о ее ране.

— Ой, извини, тебе, наверно, больно, а я болтаю…

— Hет, когда я слушаю, мне не больно. Я отвлекаюсь. Так как ты называл меня?

— Малыш, — выдавил я нехотя. Глаза ее опять затуманились, она анализировала это слово.

— Это так ласково… Спасибо… Hу вот. Уже кокетничает. Кошмар.

— Оно тебе не подходит, — отрезал я. — Это слово — мужское. А ты — малышка.

Hа этот раз она думала меньше. Она, видимо, дальше вообще научится не думать.

— Это слово не такое… хорошее.

— Это почему еще?

— Мужчины иногда так называют женщин. С пренебрежением, она выразительно на меня посмотрела.

— Чушь. Если так мужчины и называют женщин, то это только чтобы приласкать.

Hо в череде ее поколений слово «малышка» очевидно, чем-то запятнало себя. Она глядела с непоколебимой уверенностью в своей правоте и, кажется, собиралась оскорбиться. Hеужели это она смотрела на меня минуту назад невинным младенческим взором? Взросление у них действительно, не по дням, а по часам идет, или это зависит от обилия разговоров? Вопросы, новые впечатления пробуждают к жизни ее дремлющий разум. Ба, какой я все-таки умный.

— Hу, ладно, ладно. Хочешь, чтобы я звал тебя Малышом?

Она расцвела. Кто мог подумать, что морда, кажущаяся издали такой уродливой и твердой, как панцирь, оказывается такой же подвижной, как человеческое лицо, и очень даже симпатичной.

— Это было бы здорово, иметь имя. Мне ведь еще не полагается… — она поглядела на меня с хитринкой. Все дети одинаковы — все хотят отличиться, вылезти вперед. Вот, теперь у нее есть имя — и она счастлива. Малыш совсем забыла о крыльях. И вдруг, неловко пошевелившись, снова всхлипнула от боли.