Малыш для Томы (сборник) - [47]

Руки у него были добрые и чуткие, совершенно необыкновенные: они мастерили поделки из палочек, шишек, кусочков ткани; ремонтировали мебель и технику, чинили обувь, рисовали забавные картинки, пришивали оторванные пуговицы, гладили Лизу по волосам. Представить себе, поверить в то, что эти же самые руки поднимали оружие, бестрепетно направляли его на живого человека, Лиза не могла. Наверное, дедушка и сам не мог. Поэтому и молчал про то далекое время.

– Дедуль, а как твой пистолет стреляет?

– Во-первых, Лисёнок, – дед часто называл внучку этим ласковым прозвищем, – это не пистолет, а револьвер. А если точнее, наган из семейства револьверов. Называется он так, потому что его придумали братья Леон и Эмиль по фамилии Наганы. А во-вторых, видишь круглую штуковину? Это барабан. – Дедушка нажал на кнопку с левой стороны. – Видишь, барабан выбрасывается в сторону, и патроны – их всего семь штук – вставляются вот сюда, в гнёзда. – Он показал Лизе, как это делается, и ловким движением вернул барабан на место. – Теперь нужно прицелиться и посильнее нажать на спусковой крючок – вот эту хитрую закорючку.

– Ой, дедуль, всё равно ничего не пойму!

Лиза любила деда больше всех на свете, с ним единственным ей было легко и спокойно. Страшно представить, как она будет жить без него с бабушкой – в закрытом коконе квартиры, в поминутном напряжении.

Однако до этого не дошло, поскольку сразу вслед за первым случилось событие номер два. Бабушка умерла.

Лиза мучилась совестью. Во-первых, потому что считала себя плохим, дурным человеком: она не хотела жить с бабушкой – а та взяла и освободила её от этой необходимости, и теперь укоризненно глядела на внучку с большого портрета в тяжёлой деревянной раме.

Второе проистекало из первого: жить в бабушкиной квартире было невыносимо. Лиза слышала её голос, вопрошающий, чистыми ли руками она режет картошку для супа. Чувствовала укоризненный взгляд, когда лень было пропылесосить палас. Видела застывшую в дверном проеме, заледеневшую от негодования высокую фигуру, если собиралась поесть перед телевизором в большой комнате.

Воспоминания гнали прочь, толкали в спину. Кроме всего прочего, в квартире, где прошло все её детство, отсутствовал балкон. Так Лиза решилась на переезд.

Сорваться с насиженного места, продать квартиру в Алексеевском и купить в Казани было равносильно полету на Луну. Но она сделала это гигантское усилие, гордилась собой и казалась сама себе дерзкой и отчаянной. Чувство было непривычным и вызывало неловкость, как новое платье чересчур смелого покроя.

Впервые войдя полноправной хозяйкой в своё новое жилище, Лиза с восторгом оглядела каждый угол. Не страшно, что «трёшка» превратилась в «однушку», ведь тут ей предстояло ощутить, что такое свобода. А разве свобода может стеснить?

Она, как зачарованная, бродила по комнате, кухне, прихожей, и, немного стыдясь себя самой, нежно гладила стены. Это место было волшебным: оно принадлежало ей – только ей одной!

У Лизы было немного денег, и она принялась вдохновенно тратить их на обустройство своего гнезда.

«Отложи»! – стучался в уши командирский голос покойной бабушки.

– Ты умерла! Тебя нет! – громко проговорила Лиза, впервые в жизни осмелившись открыто перечить ей, и затолкала портрет Анны Иосифовны подальше в шкаф.

Первой вещью, которую она приобрела, были занавески из белого тюля, кружевные и воздушные. Лиза повесила их на застеклённом балконе. Стояла, глядя на двор сквозь тончайшую завесу, и чувствовала, что абсолютно, до самого донышка, счастлива. От этого пронзительного, сладостного ощущения внутри неё пела туго натянутая звонкая струна, покалывало кончики пальцев и хотелось смеяться.

Некоторые растения были немедленно высажены в ящики, хотя, конечно, делать это лучше по весне. Ничего, говорила себе Лиза, на будущий год весь балкон будет в зелени и цветах.

Стояло лето – благодатная, долгожданная пора. Отпуск у Лизы закончился, но впервые она ничуть не грустила по этому поводу. На работе все удивлялись, глядя на неё. Она помолодела лет на десять, походка стала танцующей и лёгкой, а взгляд – загадочным и сияющим. Все думали, что Лиза наконец-то нашла мужчину. Как говорится в подобных случаях, запрыгнула в последний вагон.

А она приходила домой – в свой собственный тихий рай. Готовила лёгкий ужин, заваривала чай. Отправлялась с чашкой на балкон, усаживалась на табуреточку и не спеша выпивала ароматный напиток, вприкуску с шоколадом, наслаждаясь каждым мгновением.

Так продолжалось до тех пор, пока соседи с верхнего, пятого этажа, не вернулись из деревни. Случилось это в конце августа.

Раздался крякающий, подвизгивающий треск – распахнулось окно:

– Духотища! – услышала Лиза громкий женский голос. – Упрела вся!

– И воняет, как будто сдох кто-то! – откликнулся мужчина.

– Щас просквозим. – Женщина говорила ещё что-то, но уже из глубины квартиры, слов было не разобрать.

– Эх, мать честная! – проговорил её собеседник и чиркнул спичкой.

В воздухе поплыл запах сигаретного дыма. Лиза поспешно закрыла балконное окно и ушла в комнату.

Села на диван, глядя прямо перед собой, и просидела так почти час. Её хрустальный мирок не рухнул, но пошатнулся: она чувствовала себя Робинзоном, который вдруг обнаружил, что на его остров высадились людоеды.