Малые поэмы - [11]

Гиперион Отрывок

Книга I

Сойдя в глубокий, мглистый, гиблый дол,

Где свежестью не веет поутру,

Где полдней жарких нет, и звезд ночных,

Воссел недвижной глыбой древний Крон,

Безгласнее обставшей тишины;

За лесом лес навис над головой —

За тучей туча, мнилось. Воздух был

Безжизненней, чем в летний зной, когда

Чуть-чуть колеблются метелки трав,

Но палый лист покоится, где пал.

Ручей неслышный мимо тек, журчать

Не смея, ибо скорбный падший бог

Был рядом — и Наяда в камышах

Держала хладный перст у сжатых уст.

В сыром песке следы огромных стоп

Туда лишь и тянулись, где застыл

Седой Титан. И на песке сыром

Покоилась, недвижна, нежива,

Десная длань, утратившая скипетр.

Сомкнувши вежды, к матери-Земле

Поник челом, просил подмоги сын.

Казалось, он уснул навек. И вдруг

Чужая пясть на мощное плечо

Легла; но прежде отдан был поклон

Тому, кто стыл недвижен, глух, незряч.

Се бысть Богиня древних, первых дней;

И рослой амазонке близ нее —

Глядеть бы крохой; карликом глядеть

Ахиллу; Иксиона колесо

Остановила бы она перстом.

Не столь великий лик являет сфинкс,

Возлегший во дворце на пьедестал —

Мемфисский сфинкс, наставник мудрецов.

О! лик Богини мог бы изумлять

Красою, да красу печаль затмила —

Печаль, прекрасней, чем сама Краса.

И чуткий страх в огромных был очах:

Как будто беды шли — за строем строй,

Как будто лишь передовой разъезд

Метнул стрелу, а грозный арьергард

Погибельные громы снаряжал.

Одну прижавши длань к своей груди,

Туда, где сердце смертных бьется — точно

Бессмертной быв, испытывала боль,

Богиня выю Крона обвила

Другой рукой и, стан опять согнув,

Титану в ухо молвила слова —

Трубой органной грянул горний глас —

Печальные слова, что наш язык

Способен так воспроизвесть (о сколь

Бедней он, чем былая молвь богов!):

«О Крон, очнись… Но, бедный, старый Царь —

Зачем? Никак, увы, не ободрю;

Не изреку: „Почто же опочил?“

Ты от небес отторжен, а земля

Низринутых богов не признает,

И славный, многошумный океан

Тебя отверг; и в воздухе седой

И ветхий бог не властелин отнюдь.

И твой же гром, невольник вражьих рук,

Обрушился на прежний твой чертог;

Дотла твоей же молнией сожжет —

Наш мир сожжет! — неловкий супостат.

Безвременье! Мгновенья — точно годы!

Чудовищная правда, что ни миг,

Вспухает, нагнетает нашу скорбь,

Дабы неверье не смогло вздохнуть.

Почий, о Крон, и далее! Вотще

Тревожу твой пустынный тяжкий сон,

И втуне ты бы очи разомкнул!

Почий, а я восплачу, павши ниц».

Июльской ночью заворожены,

Зеленые старейшины лесов —

Маститые дубы, при свете звезд

Недвижно дремлют, спят, не шевелясь —

А ветер лишь единожды плеснет,

И до зари уляжется опять.

И, что случайный ветер, эта речь

Утихла. И Богиня, возрыдав,

Сырую почву тронула челом,

Дабы волос рассыпавшихся шелк

Сокрыл стопы Титану, и согрел.

Луна успела за ночь миновать

Неторопливо все четыре фазы,

А эти двое стыли близ ручья,

Незыблемые, словно валуны —

Безгласный Бог, склонившийся к земле,

Простертая Богиня, вся в слезах —

Покуда Крон, опомнясь, не подъял

Угрюмый взор на чуждый, жуткий край,

На сумрак и печаль окрестных мест —

И не узрел Богиню… Крон отверз

Косневшие уста — и, точно лист

Осиновый, дрожала борода:

«Супруг тебе — златой Гиперион,

О Тейя, о нежнейшая жена…

Отверзни взор и возопи: увы!

Отверзни взор и молви: сей изгой —

Ужели Крон? Скажи, ужели впрямь

Сей голос — мой? Чело сие — ужель

Мое? Мое, навек лишенное венца?

Ужели это Крон? О, чья же власть

Меня повергла, молви, чья же мощь?

О, кто растил ее, и наущал?

Ведь я стальной рукой давил Судьбу!

Но я сражен, я сгублен, погребен,

И отрешен от боголепых дел:

Не правлю обращением светил,

Не усмиряю ветры и моря,

Не пригреваю злаки тучных нив —

О, как же божью сердцу изливать

Безмерную любовь? Невесть куда

Мое пропало сердце — и невесть

Куда пропал я сам, былой Титан:

Престол утратив, где-то я исчез

Меж ним и долом этим… Тейя, Тейя!

Открой зеницы, огляди миры —

Миры сиянья звездного, и мглы;

Миры, что жизнедатны, иль мертвы;

Миры Небес, и преисподних бездн.

О Тейя, Тейя! Разве не видать

Иль образ некий, иль хотя бы тень

Защитника, стремящегося к нам

На крыльях, либо колеснице? Да!

О да! Я верю: Крону — быть Царем.

О да! Всенепременно победим

Богов мятежных — верю! Трубный зык

Восславит нас, и грянет мирный гимн

В заоблачных чертогах золотых —

Сольется пенье с перебором струн

Серебряным. И сколько новых благ

Создам на диво дщерям и сынам

Небесным! А затем… Затем велю…

О Тейя, Тейя, Тейя! Где же Крон?..»

И Крон восстал во весь огромный рост,

Ломая руки, пястью пясть круша.

Всклокоченную гриву хладный пот

Влажнил — и взор померк, и глас умолк,

И слух замкнулся — плачь, о Тейя, плачь!

Но вскоре Крон возмог отверзнуть вновь

Уста: «О, я ли, я ли — не творец?

Не созидатель? Я ли не создам

Иного мира, и другой вселенной,

Чтоб нынешним — конец настал навек?

О Хаос новый! Где ты?» — Сей глагол

Достиг Олимпа, и объяла дрожь

Троих богов мятежных. Тейя же

Восстала враз, надежду обретя,

И быстро, но смиренно призвала:

«Спеши утешить весь наш падший род,

О Крон! Даруй отвагу остальным!

Я знаю путь, ведущий в их приют!»

И смолкла, взором заклиная: в путь!

Попятилась немного. Крон за ней

Шагнул — и Тейя, вмиг поворотясь,

Вожатой стала. Древние стволы

Пред ними расступались, как трава.