Малявка - [96]

— Баба Катя отдохните, — сказал тихо ребёнок. — Это моя ночная сиделка, Марина. А фортку ей легче открыть, чем вам, она миниатюрнее.

— Ох, Егорка! Растопил ты моё сердце своими сладкими речами. — И, повернувшись к женщине. — Зав отделением все телефоны оборвал, ищет сиделку на ночь для героя, а она уже тут и никто не знает. Бельё сложила, спасибочки. Иди милая в другой конец коридора, успокой начальника. Я тут пока приберусь. Кровать чуть позже вынесут. Иди.

Фамилия, имя и отчество на табличке двери в кабинет были не знакомы. Понятное дело, дети уже взрослые. А случай с донорством был десять лет назад. Заведующая женщина, можно наверно договориться. Решительно постучав, Марина распахнула дверь. У окна стоял пожилой седовласый сухощавый мужчина, разговаривая по телефону, глядя на больничный двор.

— А где заведующая отделением? — растерянно спросила Марина. — Здравствуйте!

— Я перезвоню, — сказал невозмутимо врач и повернулся. — Здравствуйте! На конференции по педиатрии заведующая. Может я вам сгожусь, дамочка?

— Рубен Иосифович?! — столько было радости в голосе посетительницы.

— Приятно, что ещё кто-то помнит здесь старика, — доктор улыбнулся. — Я вас слушаю.

— Там, в седьмой палате, Егорка. Я буду с ним ночью, — женщина волновалась.

— Спокойно, дамочка. Вы собственно кто?

— Не узнали…  — она вздохнула. — Я донором была, когда маму Егора сняли с поезда десять лет назад.

Тишина, брови доктора поднялись высоко.

— Марина!? Сейчас, сейчас…  Первая положительная группа крови! — доктор протянул руки для объятий. — Голубушка! Простите, старика, не узнал.

Они обнялись.

— Доктор, скажите, почему Егорка опять у нас в городе?

— Так вы ничего не знаете? — он на минуту задумался.

— Мы только из Дивеево приехали.

— Дивеево! Говорят чудное место, мы с женой никак не соберёмся. Присаживайтесь Марина — жестом показал на стул. — 31 августа на объездной дороге была страшная авария, прицеп Камаза врезался в Джип. Глава семейства скончался на месте, сказав, чтоб детей не разлучали. Жену беременную доставили к нам, у неё были травмы не совместимые с жизнью. Она механически иногда выкрикивала «донор». Делали кесарево сечение, во время операции скончалась. Мальчишка чудный, доношенный. Сначала реанимация два дня, мало ли что, теперь в детской со всеми новорождёнными. Егорка тоже сильно пострадал. Всё на физике что смогли мы сделали. Вот настроение мне его не нравится. Ни с кем не идёт на контакт, молчит, практически не ест. Сегодня к обеду мы выписали его младших, брата Макара пяти лет, и сестричек двойню Надежду и Любовь, им по четыре года. Они были пристёгнуты в креслах, не пострадали. Только испуг. Пять детей. У них осталась одна бабушка. Вот такие грустные события.

— А Егорка видел своего младшего братика?

— Нет. Когда он после операции спросил про него, тот был ещё в реанимации. Сейчас не решаюсь…  Малыш очень чувствителен к эмоциональным состояниям. Надо чтоб Егор проплакался от потери, чувства вины, да и страх, что их всех разлучат тоже, думаю, присутствует.

— А со мной Егорка стал говорить, представляете, — женщина волновалась. — Очень трудно, но говорил. Ему вообще можно с травмами разговаривать?

— Это послеаварийный стресс. Не более. Нужно говорить! И обязательно поплакать. — Мужчина многозначительно. — Теперь я понял смысл слова «донор».

— Слава Богу! — выдохнула Марина. — Благодарю, Матушка Богородица!

— Голубка вы моя, опять мальчишку спасаете. — Потирая руки. — Поплакать. Вам первоочередная задача. Кроме травмы потери родителей, у него глубокое чувство вины. Когда его вытащил парень, он был в болевом шоке, но говорил. Попросил спасти его щенка. Машина уже горела, и парень погиб при взрыве.

— Пятеро детей!? Без родителей, только с бабушкой. — тихо повторила Марина и эпизод, когда им перегородил дорогу юродивый встал у женщины перед глазами. Она медленно, от волнения сжав запястье доктора сказала. — Это же ответ, Рубен Иосифович.

Доктор удивился её состоянию.

— Мы когда из Дивеево выезжали, машину остановил юродивый и со словами: «Детишки, детишки вас заждались дома, это им», вручил нам большой пакет с просфорами и сухариками от Серафима Саровского.

— А как вы голубушка поняли, что этот мальчик Егор? — у доктора холодок пробежал по позвоночнику.

— Мои дети тогда ему игрушку подарили, медвежонка, с пуговицей вместо глаза. Он сейчас попросил мне её дать. Имя запомнила потому, что деда моего так звали.

— А в больнице как оказались? Ваши дети уже взрослые?

— Мы сегодня приехали, я дома похозяйничала, просфоры нарезала и сюда пошла. Ноги сами привели к седьмой палате.

— Вот оно как, — протянул задумчиво доктор, промокая вспотевший лоб носовым платком. — Так мы с вами присутствуем при чуде!? Удивительно. Теперь я спокоен, Егор пойдёт на поправку с вашей помощью. Вставать и ходить ему уже можно и нужно, чтоб не было спаек. Вы идите, голубушка, к мальчику, идите. Я его бабушке позвоню, чтоб она была спокойна. И отцу погибшего парня, он над ними взял шефство, — победоносно потёр ладони. — Ещё деликатное. В туалете пусть лежат приготовленные нарванные бумажки, чтоб ему было легче с одной рукой.