Мальвина Бретонская - [20]

Кто она такая, обнаружила дама, поцеловавшая её первой. Они и так все с самого начала чувствовали, что она фея, и что «Сюзанна» не может быть её истинным именем. Они обнаружили его в «Гептамероне странствующего монаха Боннэ, в коем записаны многочисленные похождения достославного и могущественного Рианса — короля Бретани», на который один из них наткнулся на Кэ-о-Флёр и прихватил с собой. Там рассказывалось всё о Белых Дамах, и там же была описана она. Ошибки быть не могло: тело прекрасно, подобно иве, колышимой ветром; белые ступни, способные пройти, не обронив росы с травы; глаза — сини и глубоки, словно горные озёра; золотые локоны, к которым ревновало солнце.

Всё стало совершенно ясно. Она — Мальвина, некогда фаворитка Гарбундии, Королевы Белых Дам Бретани. По причинам, дальнейший намёк на которые воспрещала учтивость, она сделалась скиталицей и никто не знал, что с нею сталось. А теперь вот волею каприза она появилась в виде маленькой бретонской девочки-крестьянки неподалёку от мест своей былой славы. Они стали перед ней на колени, предлагая своё подданство, а все дамы поцеловали её. Господа компании думали, что наступит и их черёд. Но этого не произошло. И помехой была не их собственная стеснительность: нужно отдать им здесь должное. Дело было так, словно некую юную королеву, сосланную и безвестную среди чужих людей, неожиданно узнала небольшая группа ee верноподданных, случайно проезжавших мимо. А потому, вместо веселья и смеха, как намечалось, они остались стоять с непокрытыми головами; и никому не хотелось заговаривать первым.

Милостивым жестом она распустила их — или хотя бы попыталась. Но внушила всем своё желание сохранить дело в тайне. И отпущенные таким образом, они вернулись в деревню на удивление трезвой маленькой компанией, испытывая все те чувства, какие переживает честной люд, будучи допущен взглянуть одним глазком на высшее общество.

Приехали они и на следующий год — по крайней мере некоторые из них — и привезли платье, более достойное ношения Мальвиной. Это было всё, на что только способен оказался Париж, дабы приблизиться к истинному и оригинальному костюму, как он был описан добрым монахом Боннэ: сотканному за одну ночь из лучей луны колдуном-пауком Караем. Мальвина приняла его с милостивой благодарностью, и была явно довольна оказаться вновь в одеянии себе под стать и приличествующем её сану. Платье было спрятано для нечастых случаев в место, о котором знала лишь сама Мальвина. Но по нижайшей просьбе дамы, поцеловавшей её первой, чьей специальностью были феи, Мальвина дала согласие надеть его, чтобы позировать для портрета. Картину и по сей день ещё можно увидеть в «Palais des Beaux Arts» в Нанте («Бретонский» зал). Изображена на ней одинокая маленькая фигурка, стоящая прямо, словно стрела, посреди лишённого деревьев верескового луга. Говорят, будто платье написано просто чудесно. «Мальвина Бретонская» гласит подпись под картиной, а дата стоит «тысяча девятьсот тринадцатый год».

На следующий год Мальвины не стало. Мадам Лявинь, сложив вместе свои узловатые руки, пробормотала последнюю «Отче наш». Pere Жан настаивал на монастыре. Но впервые она заупрямилась с ним. Будто какая-то блажь втемяшилась в голову ребёнку. Что-то, что она явно связывала с бескрайними безлесыми лугами, поднимавшимися к югу туда, где их венчал древний менгир короля Тарамиса. Мягкий старик, по обыкновению, уступил. Покамест имелись небольшие сбережения мадам Лявинь. Запросы у Сюзанны немногочисленны. С редкими необходимыми покупками отцу Жану под силу было справиться самому. С приходом зимы он вновь поставит этот вопрос, и тогда уж будет вполне твёрд. Теперь же как раз стояли те летние ночи, в какие Сюзанна так любила бродить по округе. Что же до опасности! Не было парня на десять лье вокруг, который не пробежал бы лишнюю милю, лишь бы не проходить даже среди бела дня мимо той хижины, что стояла там, где вересковые луга ныряют вниз к побережью моря.

Но можно прийти к выводу, что даже фея может почувствовать себя одинокой. Особенно отверженная фея, как бы повисшая между землёй и небом, знающая, что смертным девушкам уготованы поцелуи и ласки, тогда как собственные её товарищи скрываются от неё. Возможно, ей пришла в голову мысль: а вдруг после всех этих лет они уже простили её? Ведь, согласно преданиям, это было местом их встреч, особенно в пору самых коротких ночей. Теперь-то людскому глазу редко доведётся хоть мельком увидеть сияние их одежд, но высоко на безлесой вересковой пустоши всё ещё можно услышать, — стоит лишь набраться храбрости, — ритм их ног, танцующих под музыку Дамы Источника. Если поискать их и тихонечко позвать, не откроются ли они ей, не дадут ли вновь место в своём вихрящемся кругу? Есть мысль, что надежды могло прибавить ей и платье из лунного света. Допускает же философия, что сознание того, что ты хорошо одет, прибавляет уверенности в себе.

Если только все они не поисчезали: например, после трёх поцелуев в губы со смертным мужчиной не обратились в женщин? Эта возможность, похоже, из тех, к каким Белая Дама должна быть подготовлена. То бишь, если она сама захочет подвергнуться ей. Если же нет, то горе тому чересчур дерзкому смертному. Но если бы он добился благосклонности в её глазах! Его смелость доказывалась его ухаживанием. Если же к тому же он пригож собой, добр и силён в поступках, и с влекущими тебя глазами? История свидетельствует о том, что такие мечты посещали даже Белых Дам. И, быть может, особенно — в пору самых коротких ночей, когда луна светит в полную силу. Именно в такую ночь сэр Герилон разбудил поцелуем сестру Мальвины — Сигиль. Истинная Белая Дама всегда должна смело идти навстречу своей судьбе.