Мальтийская богиня - [10]

— И правильно сделал, — из вежливости похвалила я его выбор.

— Пока вы здесь, можете ездить на ней, — предложил Энтони.

— Вряд ли я с ней справлюсь, — сразу отмела я подобную перспективу: скорее сяду на осла, чем поеду на этой развалине.

Мы неслись по шоссе, а влажный воздух обдувал наши лица.

— Если не секрет, сколько тебе лет, Энтони?

— Почти семнадцать, — ответил он и после небольшой паузы добавил: — Но я вожу машину с двенадцати лет. — Он искоса посмотрел на меня, желая узнать по выражению лица, почему я это спросила.

— Ты помогаешь матери с отцом присматривать за домом Галеа?

— Конечно. Но только после школы. Я стараюсь учиться хорошо, чтобы поступить в университет. Я хочу стать архитектором, как мистер Галеа. Кассары — прирожденные архитекторы.

— Я думала, твоя фамилия Фарруджиа. Кто такие Кассары?

— Вы ничего не слышали о Джероламо Кассаре? — недоверчиво спросил юноша. — Он был величайшим мальтийским зодчим, проектировал Валлетту и самые прекрасные здания на Мальте. Моя мать ведет свою родословную от этой фамилии.

— Видишь ли, Энтони, это мой первый приезд на Мальту, но я пробуду здесь неделю и постараюсь многое узнать, — пообещала я.

Какое-то время он взвешивал мои слова.

— Я думаю, стоит показать вам все окрестности, — предложил он себя в качестве гида, — только после школы. Идет?

— Твоя затея мне по душе, — одобрила я парнишку. — Но сейчас не лучшее время для экскурсий, верно?

— Да, туман ложится, — посетовал мой кормчий.

Как только мы выехали из аэропорта, туман сгустился до такой степени, что ничего нельзя было разглядеть в нескольких шагах от машины. Из-за этой пелены я не имела ни малейшего понятия, куда мы едем и как я смогу запомнить маршрут. У меня складывалось впечатление, что земля в здешних краях скалистая, бесплодная, со скудной растительностью. Не знаю, к лучшему или к худшему, но все мне казалось серым и каким-то жухло-желтым.

Спустя минут двадцать или около этого мы резко свернули с шоссе на подъездную дорожку, усаженную кустарником, за которым низкой каменной кладкой ползла стена, имевшая при ближайшем рассмотрении приятный сливочно-желтый оттенок. Преодолев полпути, мы перешли на первый скоростной режим, близкий к торможению, и подкатили к гаражу.

Там была припаркована еще более древняя машина.

Звук шуршащих шин выманил нам навстречу крошечную женщину с небесными чертами лица и красивой улыбкой.

— Моя мама, — представил Энтони, хотя она в этом не нуждалась. Их улыбки, способные освещать целые залы, были похожи.

— Я — Марисса, миссас, — сказала она с акцентом и распорядилась: — Отнеси чемодан миссас наверх, Энтони. Да не забудь отдать миссас ключи от машины.

Я хотела было оставить машину на попечении Энтони, но по выражению глаз его матери поняла, насколько неодобрительно она к этому отнесется, и промолчала.

Мы вошли в дом. У меня появился шанс взглянуть на работу Галеа, и я совершенно не удивилась, когда довольно невзрачный фасад органично перешел в фантастическое лоно дома. Во многих деталях узнавалась рука мастера. Полы были выложены терракотовой плиткой, а стены — бледно-желтым камнем, тем, который я увидела при въезде во владение Галеа.

Едва я вошла в помещение, шестое чувство подсказало мне, что мебель, купленная в моем магазине, подойдет как нельзя лучше. Это было доброе предзнаменование.

Все в этом доме, за исключением лестницы на второй этаж, отделявшей кухню от остального пространства, говорило о грандиозности дизайнерского замысла. Исполинский камин в центре зала не мог не привлечь моего внимания. У очага возились трое: один руководил, а двое рабочих, нанеся последние мазки штукатурки, выкрикивали что-то одобрительное на непонятном языке. Из краткого курса географии, преподнесенного мне Алексом, я усвоила, что все мальтийцы, и стар и млад, свободно говорят по-английски — это результат почти двухвекового британского правления и влияния, закончившегося в 1964 году. Английский язык является одним из двух официально признанных языков на Мальте, тем не менее, родной язык островитян — мальтийский — выжил, несмотря на активные попытки его выхолащивания. Именно на нем и разговаривали мужчины.

Я приблизилась к человеку, который был чуть постарше остальных. Он снял кепку:

— Здравствуйте, миссас. — Это был Иосиф, отец Энтони и заодно сторож дома. Он имел приятное открытое лицо, крупные руки рабочего человека и выглядел намного старше своей жены, хотя, возможно, годы изнурительного труда сделали свое дело.

В дальнем углу просторной комнаты стояла упакованная мебель. Рядом лежали завернутые в полиэтиленовую пленку ковры. Галеа предупредил меня, что хочет ради пущей живописности застелить коврами некоторые жилые помещения, поэтому передал мне тщательно составленный список всех ковров и план их размещения. Я искренне надеялась, что память не подведет меня при распознавании отличительных особенностей табризских и бахтиарских ковров.

Вся тыльная часть дома блистала стеклом. Отсутствие штор меня не смутило. И поскольку из-за тумана я ничего не могла разглядеть на расстоянии более чем двадцать-тридцать футов, то предположила, что подобная обнаженность пространства означает отсутствие посторонних глаз. От средиземноморского пекла окна защищала терраса с греческими колоннами и кирпичным полом со стоком для дождевой воды. Здесь же стояли необъятные терракотовые амфоры с цветами.