Малознакомый Ленин - [54]
Но это не было серьезно. Было совсем несерьезно. Мысль, что он может самым вульгарным образом «поколеть» с голоду, никогда, ни на одно мгновение, у него не возникала. Она совершенно не согласуется с его натурой.
Достоевский об Иване Карамазове говорил, что у него «исступленная, неприличная жажда жизни». Явно видимая, такая же неистовая, исступленная жажда жизни с бессознательной тягой к политическому бессмертию была и у Ленина. В этом, быть может, и есть один из таинственных магнитов, притягивавший к нему многих и многих людей.
Неистовая жажда жизни не покидала его и в годы болезни, перед смертью. Как лев он боролся с болезнью и смертью, с редким, ребяческим послушанием исполняя все требования лечивших его докторов[81]. Надежда возвратить работоспособность не покидала его до конца, даже когда, потеряв дар речи, с отнявшейся, парализованной правой рукой и ногой, он превратился в полутруп. Можно ли поверить, что в 1916 году этому человеку, переполненному волей и жаждой жизни, близка была мысль, что ему предстоит «поколеть с голоду». Есть от чего расхохотаться!!
Что же тогда представляет письмо к Шляпникову? После того, что сказано и показано на предыдущих страницах, ответа, в сущности, можно бы и не подсказывать. Горький был прав, указав в числе черт Ленина «хитрецу Василия Шуйского». «Хитрецой» — и в очень большом количестве — он несомненно обладал, и она очень часто проступала на его очень подвижном лице. И это какая-то странная хитреца. Хитрые люди о своей хитрости не говорят, ее прячут, а Ленин открыто преподавал своим товарищам: нужно уметь идти на «всяческие уловки, хитрости, нелегальные приемы, умолчания, сокрытие правды»[82] У него это логически связывается с убеждением — цель оправдывает всякие средства, а такое убеждение он усвоил от Чернышевского еще в Кокушкине в 1888 году. В область денежных дел Ленин всегда вносил «хитрецу», «умолчание», «сокрытие правды», и эти приемы, в деликатной форме он допускал и в сношениях с родными. Во времена «Искры» (1901–1903 годы), с целью побудить товарищей «тащить» со всех сторон деньги в партийную кассу, Ленин, скрывая правду, пугал их, что касса пуста («жить нечем») и «Искра» накануне финансового краха. В письме Горькому из. Парижа (14 ноября 1910 года) он жаловался, что на затеянную им «Рабочую Газету» «собрали 400 frs с трудом»[83], тогда как в руках Большевистского Центра, помимо всяких секретных сумм, было 30 тысяч франков, с ведома меньшевиков и по настоянию Ленина выделенных из капитала Шмита на издание литературы типа «Рабочей Газеты». Отвечая в апреле 1908 года на приглашение Горького приехать к нему на Капри, Ленин накануне приезда сообщил, что не может сказать — приедет или нет. «Не знаю, найду ли денег: как раз теперь затруднения»[84]. Никаких финансовых затруднений у него тогда не было. Мы видели, что это была эпоха его благоденствия. «Хитрые» маневры для увеличения «финансов» партии Ленин пускал в ход и тогда, когда, получив капитал Шмита, большевистская партия приобрела, по признанию Крупской, «прочную финансовую базу». Т. И. Алексинская, свидетель не всегда надежный, но в этом случае заслуживающая доверия, писала, что в 1908 году она помогала Крупской (та об этом упоминает) вести корреспонденцию с партийными организациями. Чтобы письма не привлекали к себе внимания полиции, Алексинская составляла «скелеты», ничего не значащие, невинные сообщения, а Крупская между строк симпатическими чернилами вставляла разные директивы Ленина.
«В посланиях Ленина, — сообщает Алексинская, — я часто встречала просьбу о деньгах[85]. Нужно писать так, — ей объясняла Крупская, — чтобы их (кому адресуются письма) разжалобить, иначе товарищи из России нам не пришлют денег. Нужно, чтобы они верили, что если не получим немедленно денег, мы все погибли. Письма должны быть слезливыми. — Это вас шокирует?» — спросила Крупская, видя смущение Алексинской. Тут, как и всегда, Крупская была только эхом Ленина.
