Малолетки - [22]

После этого начались звонки по телефону. Первое время Диана спокойно спрашивала, может ли она поговорить с Эмили. «Лиана, я не уверена, что это хорошая идея», — нерешительно отвечала Лоррейн. «Если ты будешь звонить, я обращусь в суд, — пригрозил своей бывшей жене Майкл, — продолжай и увидишь, что из этого получится».

После этого Диана звонила и ничего не говорила в трубку; десять — пятнадцать секунд молчания — и короткие гудки. Майкл утверждал, что это какой-то сексуальный псих выбирает по телефонному справочнику номера и вытворяет такие шуточки. Лоррейн кивала головой, делая вид, что соглашается, но сама прекрасно знала, что желание и влечение на том конце линии совершенно иного рода.

Последние же дни, когда Лоррейн забирала из школы Эмили и привозила ее домой, она видела на противоположной стороне улицы дожидающуюся их Диану. В первый раз, увидев ее в пальто с капюшоном жуткого зеленого цвета, Лоррейн была почти в шоке. Она сидела в машине, колеблясь, выходить или нет, и ожидала, когда Диана подойдет к ним, предполагая самое худшее. Но нет. Та неподвижно стояла, ничем не показывая, что увидела их. Она просто стояла и смотрела.

Все эти дни Лоррейн торопливо уводила Эмили в дом, оставляя машину на улице. До возвращения Майкла у нее было достаточно времени, чтобы вернуться к машине и поставить ее в гараж. Первым делом она готовила для Эмили ее обычный полдник: четыре или пять печений с профилями различных животных, разложенных вокруг швейцарского рулета от «Маркса и Спенсера» на тарелке с изображением Кролика Питера. Затем ставила на стол к этому стакан молока с банановой добавкой и усаживала девочку в гостиной у включенного телевизора. Все это время Диана не двигалась с места. Она продолжала стоять на противоположном тротуаре у разросшегося куста вербы через три дома ниже по улице. Ее лицо было холодным и безучастным, а руки засунуты глубоко в карманы. Лоррейн с трудом сдерживала внезапное желание подойти к ней, поздороваться, пригласить в дом. Вероятно, они вполне могли бы сесть на кухне и поговорить за чашкой чая. Но ничего этого не происходило.

«Никогда не разговаривай с Дианой, — жестко заявил в свое время Майкл, — даже когда отвозишь ей ребенка. Ты берешь Эмили и высаживаешь ее там. Единственное, что ты должна сказать, это время, когда приедешь забрать ее. Это все. Понимаешь?»

Возможно, если бы она могла поговорить с Дианой, она лучше поняла бы Майкла и избежала того, что привело к разрыву между ним и Дианой. Но она знала, что не сделает этого. Это было нереально. Кроме того, вероятно, не обошлось бы без разговора о времени, проведенном Дианой в больнице, а Лоррейн совсем не хотелось знать об этом.

Когда это случилось, Майкл отреагировал однозначно: «Можно только удивляться, что она не попала туда три года назад. Для нее это самое подходящее место».

Лоррейн отвернулась от окна, ополоснула кипятком чайник, выплеснула воду, положила в него пакетик чая и заполнила на три четверти кипятком. Когда она вновь взглянула в окно, Дианы уже не было.

В последующие дни она вновь была там, и Лоррейн начала придумывать причины, чтобы не привозить Эмили из школы сразу домой. То она «забывала» что-то купить в магазине, то предлагала девочке заехать в кафе и выпить там чаю с пирожным. Возвращались они, когда уже начинало смеркаться, и Диана на той стороне улицы была похожа скорее на тень у них за спиной. Бледным пятном на фоне бесформенной темной массы. Лоррейн торопливо уводила девочку в дом. При этом у нее в груди стоял ком — что она делает? Уводит шестилетнего ребенка прочь от матери.

Но однажды, входя в дом, Эмили неожиданно воскликнула: «Мама!»

— Что, «мама», милая? — Лоррейн закрыла дверь на замок и крепко держала Эмили за руку.

— Я видела ее.

— Да, в воскресенье.

— Нет. Сейчас. — Эмили указала ручной на дверь. Лоррейн обняла ее и прижала к себе.

— Ерунда, милая, тебе это показалось. — И, взяв за руку, быстро увела в глубь дома.

От шума должна была осыпаться штукатурка, если бы ее более десяти лет не укреплял никотин клубами висевшего в трактире дыма. Живущие вокруг люди давно отказались от жалоб: они предпочитали погромче включать телевизоры и приемники или же не бывать дома по вечерам, когда в трактире играл оркестр. Сегодня был вечер блюзов — брались три основных аккорда, добавлялось несколько музыкальных завитушек, и все это пропускалось через усилители, да так, что не выдерживала никакая критика.

Нейлор протиснулся обратно через весь переполненный зал, пролив по пути всего несколько капель из пинтовых кружек пива.

— Зачем столько? — заорал Дивайн, стараясь перекричать грохот. — Мы же хотели взять по половинке?

Если Нейлор и слышал его, то предпочел не отвечать. Он пролез к Дивайну, сидевшему с каким-то бродягой и худощавым типом, похожим на студента, на котором висела гирлянда политических значков. У того была бородка клинышком и сдвинутая набок островерхая темно-синяя шапка.

— Какого черта мы тут делаем? — прокричал Нейлор на ухо Дивайну.

— Глядим в оба, сам знаешь.

Месяц назад бригада по борьбе с наркобизнесом перехватила два пухлых конверта, адресованных известному перекупщику, который жил над магазином видеоаппаратуры недалеко от Альфретон-роуд. Один из них шел из Канады, другой — из Японии, но первоначальной точкой отправления оказался Пакистан. Все было очень просто, надо только подкупить нескольких чиновников, которые запустят пакеты в почтовую систему, чтобы это выглядело так, будто они отправлены из стран, не вызывающих никакого подозрения у таможенных и акцизных служб, и все в порядке. Вы просто получаете лекарства по почте. Вот почему, в то время как Интерпол и Национальная служба по борьбе с наркобизнесом вылавливают крупную рыбу, Нейлору и Дивайну приходится пить сомнительное пиво и охотиться за мелюзгой.