Малиновый холм, или Дом страха - [19]

Во время утреннего обхода доктор Хагман сидел на краешке моей постели, позади него стояла сестра Эмерентия. Доктор попросил её подать бутылочку с лекарством – и что сделала сестра Эмерентия? Вместо того чтобы дать бутылочку, стоящую на столе, она достала из кармана передника в точности такую же и протянула ему! Доктор ничего не заметил, а я была слишком вялая, чтобы произнести хоть слово. У лекарства оказался такой ужасный вкус, что я вся сморщилась. В тот момент у меня не было сил, чтобы задуматься над тем, что произошло, но позднее я всё поняла.

Существовало только одно объяснение. Сестра Эмерентия собирается меня отравить. То есть, может, и не отравить, но подменить моё лекарство на другое, от которого я просто не поправлюсь.

Поэтому-то мне и становилось всё хуже и хуже. Сестра Эмерентия невзлюбила меня с первого взгляда. Возможно, ей не нравится, что какая-то оборванка получает дорогостоящее лечение совершенно бесплатно. Наверняка именно поэтому в четырнадцатое отделение не кладут других пациентов. Кристина сказала, что в «Малиновом холме» всем заправляет сестра Эмерентия – и теперь та решила, что никаких бедняцких детей сюда больше привозить не будут, а тот единственный, который уже есть, должен умереть.

Конечно же, дело обстоит именно так, и я почувствовала себя очень умной, когда смогла всё это вычислить.

Наверное, нужно было рассказать обо всём доктору Хагману или сестре Петронелле, но я была так слаба, что сил на разговоры не хватало. Несколько раз я пыталась, но успевала заснуть, так и не дойдя до самого главного. Всё казалось каким-то перепутанным, я не знала точно, сплю я или бодрствую.

Кроме того, не так уж и важно, что сестра Эмерентия пытается меня убить. Я ведь уже давно знаю, что скоро умру. Теперь, похоже, я дойду до этой главы раньше, чем предполагала, но это не так уж и плохо. Домашние уже забыли обо мне – об этом я догадалась потому, что они не написали мне ни одного письма. Значит, пусть всё так и идёт, как идёт. А как приятно будет избавиться от боли в груди!

Единственное, что меня огорчало, так это то, что я так и не оставила завещание. А теперь я чувствую себя такой вялой, что не в состоянии написать ни строчки.

А дальше произошло нечто странное! Всё изменилось! В течение двух недель мне становилось всё хуже и хуже, но внезапно я снова почувствовала себя лучше. Из лёгких уже не неслись такие страшные хрипы, горло больше не болело, и сама я стала гораздо бодрее.

Все поздравляли доктора Хагмана, доктор Функ пожал ему руку, а сёстры даже зааплодировали. Его метод сработал!

Доктор казался таким же изумлённым, как и я, а сестра Эмерентия выглядела так, словно проглотила лимон. Уж не знаю, что там пошло не так с её планом – видимо, ей не удалось подменять лекарство достаточно часто, чтобы помешать доктору Хагману меня лечить.

Я решила быть с сестрой Эмерентией ещё более осторожной. Если мне снова станет хуже, расскажу о своих подозрениях доктору Хагману. Ведь она своей коричневой стеклянной бутылочкой вредит его важным научным исследованиям.

Впервые за несколько недель мне разрешили пойти погулять. Сестра Петронелла надела на меня столько одежды, что я едва могла переставлять ноги – ведь снаружи уже наступила зима. Снег пока не выпал, но озеро затянулось тонкой корочкой льда, а берёзки стояли совершенно голые.

Богатые дамы уже не лежали на веранде: когда подступили морозы и перестало светить осеннее солнце, все они разъехались по домам. В «Малиновом холме» осталась горстка пациентов, но на прогулки их, похоже, не выпускали. Вероятно, они чувствовали себя так же плохо, как я в последнее время. Или же доктор Функ опять достал свой жуткий шприц с газом.

В то утро весь парк оказался в моём распоряжении. Шла я довольно медленно, потому что сильно ослабла, долго пролежав в постели. Но сестра Петронелла одела меня так тепло, что я не мёрзла. Мне было даже немного жарко.

Мимо проскакала белка. Она была очень красивая – в такой пушистой шубке и с внимательными глазками. На ржаво-рыжем хвосте уже появились первые серые пятнышки. Замерев на мгновение, белка посмотрела на меня, а потом ускакала вверх по стволу сосны и исчезла из виду.

Однажды Эллен попыталась поймать и приручить белку, но у неё ничего не вышло. Белка даже не поняла, что оказалась в плену – скорее подумала, что приглашена на ужин в дровяном сарае, а потом радостно ускакала обратно в сторону Брюннспаркена. Эллен обожает животных, а если она мечтает стать цирковой наездницей, то пора ей уже начать вовсю тренироваться.

Единственные наши знакомые лошади – это лошади на пивоварне, стоящие в конюшне рядом с рынком. Они совсем не похожи на грациозных цирковых скакунов, но Эллен всё равно их любит. Почти каждый день она бегает на пивоварню, садится на забор и чешет лошадей между ушами. Лошади очень добрые. И мужики на пивоварне тоже относятся к Эллен по-доброму – она такое очаровательное дитя, что её обычно не ругают. Ларса, Улле и меня выгоняют ещё до того, как мы приблизимся к забору. Эрик обожает зверюшек не меньше Эллен, но он больше хочет обезьянку, чем белку или лошадь.