Малеска — индейская жена белого охотника - [23]

Снова заговорил индеец:

— Дочь Чёрного Орла бросила своё племя, когда в лесах звучала погребальная песнь по её отцу. Она вернулась, когда поспела кукуруза, но здесь нет для неё вигвама. Когда женщина нашего племени уходит к врагу, она возвращается только для того, чтобы умереть. Я сказал хорошо?

По хижине пробежало гортанное бормотание, означавшее согласие. Женщины снаружи услышали его и, собравшись у входа, свирепо закричали:

— Отдайте её нам! Она украла нашего вождя. Она опозорила своё племя. Давно мы не танцевали у костра.

Толпа разъярённых женщин разразилась насмешками и угрозами, они пытались схватить Малеску, которая стояла перед ними бледная и спокойная, но тут поднялся вождь, которого она некогда отвергла, и движением руки оттолкнул женщин.

— Пусть женщины возвращаются в свои вигвамы. Дочь великого вождя погибнет только от рук вождя. Её жизнь принадлежит воинам племени, которым она причинила зло.

Малеска с печалью посмотрела в его лицо… как же оно изменилось с того дня, когда он просил её разделить с ним хижину.

— И это ты отнимешь у меня жизнь? — спросила она.

— Она моя по законам племени, — ответил он. — Повернись на восток — уже темнеет, лес огромен; никто не услышит криков Малески, когда топор расколет ей голову. Пойдём!

Малеска побледнела от ужаса и последовала за ним. Никто не мешал вождю, которому она отказала ради белого человека. Теперь жизнь Малески принадлежала ему. Он имел право выбрать время и место казни. Разочарованные женщины жестоко насмехались над Малеской, когда она, как призрак, скользила через их ряды и исчезла в темноте леса.

Она не обменялась с вождём ни единым словом. Суровый, безмолвный, он пустился по тропе, которая вела к реке, что было известно Малеске, поскольку она сама шла по этой тропе днём раньше. Так, в темноте, в глубокой тишине она шагала всю ночь. Наконец она так устала, что ей хотелось попросить вождя, чтобы он убил её здесь и сейчас; а он шёл немного впереди и только изредка оборачивался, чтобы удостовериться, что она следует за ним.

Один раз она осмелилась спросить его, почему он так долго не лишает её жизни; не удостоив её ответа, он указал на тропу и зашагал дальше. Днём он достал из сумки пригоршню сушёной кукурузы и приказал ей поесть, но сам он за всю долгую ночь и за весь день не взял в рот ни кусочка.

К закату они вышли на берег Мохока возле того места, где она оставила лодку. Индеец остановился и пристально посмотрел на свою жертву.

Кровь застыла в жилах Малески… близость смерть ужаснула её. Она бросила на него взгляд, полный трогательной мольбы, затем сложила руки и встала перед ним, ожидая казни.

— Малеска!

Когда он произнёс имя, некогда столь сладостное для него, его голос звучал мягко, а губы вздрогнули.

— Малеска, река широка и глубока. Киль твоей лодки не оставляет следов. Ты свободна! Великий Дух да озарит тебя своими звёздами. Вот кукуруза и вяленая оленина. Ступай с миром!

Она смотрела на него ласковыми глазами; её губы затряслись, сердце затрепетало от нежности. Она взяла руку краснокожего и с почтением её поцеловала.

— Прощай, — сказала она. — У Малески нет слов, она тебя не забудет.

Дикарь затрясся, в нём ожила былая страсть.

— Малеска, мой вигвам пуст. Ты вернёшься? Это моё право — убить тебя или пощадить.

Малеска указала на небо.

— Он там, на великих охотничьих угодьях. Он ждёт Малеску. Ей будет стыдно, если она придёт к нему из вигвама другого вождя.

На миг дикарь содрогнулся от волнения, затем его лицо приняло прежнее степенное выражение, и он направился к лодке.

Она спустилась к воде, а он снял со своих плеч одеяло и положил его в лодку. Затем он вытащил лодку с места стоянки и жестом показал ей, что пора запрыгивать. Он не дотронулся до её руки, он даже не посмотрел на её лицо. Он видел, как она берёт вёсла и без единого слова отплывает от берега; но когда она скрылась из виду, вождь склонил голову на грудь, и его охватило чувство глубокого горя.

Он сидел на камне, пока закат не окрасил воду у его ног густым красным цветом. На реке показалось каноэ, ведомое белым человеком — единственным белым, который навещал его племя. Это был миссионер. Индейцы почитали его как великого знахаря и восхищались его умениями.

Вождь подозвал миссионера, который, казалось, спешил, но всё равно подплыл к берегу. Краткими, но выразительными словами воин рассказал ему о Малеске, об ужасной судьбе, которой она только что избежала, и об одинокой жизни, на которую она отныне обречена. В сочувствии индейца было нечто величественное, что тронуло благородное сердце миссионера. Он плыл вниз по реке — поскольку долг звал его к другим индейским племенам, — и он обещал, что догонит одинокую женщину и будет защищать её, пока она не окажется в каком-нибудь поселении.

Священник сдержал своё слово. Через час он тонкой верёвкой привязал своё каноэ к маленькой лодке Малески и дружелюбно заговорил с ней о том, что волновало её чистый характер.

Малеска слушала с кротким, благодарным вниманием. Ни один цветок не раскрывался так навстречу солнцу, как её душа раскрылась навстречу священному откровению, полученному от этого священника. У него не было времени и места для проповедей, но он использовал любую возможность, чтобы исполнить свой долг. Он всегда стремился туда, где душе человеческой требовалось знание. Поэтому он не оставил одинокую женщину ни после того, как они прошли устье Мохока, ни на Гудзоне. Когда они увидели Катскилл, Малеску охватило необоримое желание увидеть могилы мужа и отца. В этом обширном, обширном мире ей нечего было искать. Куда она могла пойти, если её изгнал и собственный народ, и отец её мужа?