Маленькое личико - [18]

– Миссис Фэнкорт, чем скорее мы оформим заявление, тем скорее…

– Я не дура! Вы не начали поиски, поскольку думаете, что ребенок на руках у Дэвида – Флоренс?

– Я не спешу с выводами.

– Да, но если бы ребенка в доме не оказалось, а мы оба заявляли, что наша дочь пропала, это совсем другое дело, правда? Ее бы уже вовсю искали.

Уотерхаус краснеет и не возражает.

– Но зачем мне врать? В чем выгода, какая цель?

Я изо всех сил стараюсь не повышать голос.

– А мужу вашему зачем? Или вы считаете, он искренне верит, что это его дочь, хотя это не она?

– Нет.

Я тщательно обдумываю, что сказать. Очернять Дэвида после стольких лет любви и согласия как-то дико, но нельзя и утаить то, что может хоть как-то убедить полицию.

– Он присматривал за Флоренс и уснул. Входная дверь была открыта. Если он признает, что это не Флоренс, значит, признает, что не углядел – прозевал вора… Но я ни за что не стану его винить, – спешу добавить я. – Ведь кто может такое предвидеть? Но дело именно в этом. Дэвид закрывает глаза на очевидное, потому что боится бремени вины. Однако рано или поздно ему придется это признать, едва он поймет, что его притворство мешает полиции начать розыск.

Я в отчаянии. Надо бы говорить помедленнее.

Детектив Уотерхаус, похоже, начинает нервничать и дергаться, будто у него кончается терпение.

– Кому и зачем нужно подменять ребенка?

По-моему, спрашивать такое довольно жестоко, хоть я и вижу: детектив это делает не нарочно. Ну, не то чтобы жестоко. Скорее, бестактно.

– Да как мать может знать о целях злодеев, укравших ребенка? – возмущаюсь я. – Мне в голову не приходит ни одной причины для подмены детей. Ну и что? О чем это говорит?

– Чем тот ребенок, которого я сейчас видел, отличается от вашей дочери? Важно все, что вы сможете сказать о разнице в их внешности.

Я мычу от ярости. Именно этого требовал Дэвид. Мужская логика – им бы все разложить по пунктам.

– Не могу назвать никаких конкретных отличий, кроме главного: это два разных человека! Разные младенцы. У моей девочки другое личико, и плачет она по-другому. Как, черт возьми, описать разницу в крике младенца?

– Хорошо, миссис Фэнкорт, успокойтесь. Не волнуйтесь.

Похоже, этот детектив Уотерхаус меня побаивается.

Пытаюсь говорить помягче:

– Я понимаю, вам на каждом шагу приходится иметь дело с неадекватными людьми. У меня самой такая же работа. Я гомеопат. Знаете, кто это?

Я готова прочитать дежурную лекцию на тему традиционной медицины, основанной на аллопатии, и о гомеопатии, построенной на идее лечения подобного подобным.

У детектива на миг округлились глаза. Потом он кивнул и опять порозовел.

Однажды у меня был пациент-полисмен. Моложе меня, но уже семейный, с тремя детьми, он страдал от жесточайшей депрессии, потому что терпеть не мог свою работу. Он хотел быть ландшафтным дизайнером. Я посоветовала ему следовать велению сердца. Я считала это правильным – сама незадолго до того бросила скучную службу в налоговой и подалась в гомеопаты. После встречи с Дэвидом, когда они с Вивьен вытянули меня из моего жалкого одиночества, мне хотелось лишь одного – помогать людям. Теперь вот я гадаю, помогла ли я тому бедняге или подвела его своим бездумным непрактичным советом. А вдруг он уволился из полиции и живет в нищете? И жена от него ушла?

– Многие пациенты очень своеобразно воспринимают окружающий мир. Обычный человек считает их чокнутыми, а я – нет, понимаете? Я – здоровая неглупая женщина, и уверяю вас: ребенок в детской – не моя дочь.

Я лезу в карман рубашки, вынимаю кассету с пленкой и кладу на стол:

– Вот, непреложное доказательство. Проявите – и получите кучу фотографий настоящей Флоренс. Со мной и с Дэвидом. В больнице и дома.

– Весьма признателен.

Детектив берет кассету, сует в конверт и что-то надписывает – мне не разглядеть. Медленно, размеренно, основательно. Потом вынимает блокнот:

– Что ж, давайте запишем кое-какие подробности.

Его неторопливость бесит.

– Да вы же мне не верите, – огрызаюсь я. – Ладно, как хотите. Мне плевать, но прошу вас, отправьте группу на поиски. Что, если вы ошибаетесь, а я говорю правду и Флоренс действительно украли? В любую секунду может произойти непоправимое! – У меня дрожит голос. – Вы что, готовы так рисковать?

– У вас есть другие фотографии дочери, миссис Фэнкорт? Уже проявленные?

– Зовите меня Элис. А вас как зовут? В смысле, по имени.

После небольшой заминки он все же сдается:

– Саймон.

Саймон. Это имя было в нашем с Дэвидом списке – на случай, если родится мальчик. Я морщусь. Про список почему-то особенно больно вспоминать. Оскар, Саймон, Генри. Лиони, Флоренс, Франческа. («Фэнни Фэнкорт! Только через мой труп!» – фыркнула Вивьен.) Флоренс. Ухти-Пухти. Маленькое Личико.

В больнице нас должны были снять в палате, но у фотографа сломалась машина, и он не приехал. Я всхлипываю и содрогаюсь, будто меня бьет током.

– У нас так и не осталось первого снимка из роддома. Господи, где она теперь?

– Элис, все нормально. Успокойтесь. Мы ее найдем, если… Да, мы сделаем все возможное.

– Есть еще фотографии. Вивьен снимала, когда навещала нас в больнице. Она скоро приедет и подтвердит, что я не помешалась.