– Ага, как же! Вдохновение это другое… А тут… Такое ощущение, что некоторые книги хотят быть написанными, а некоторые нет. Сколько раз такое было, когда я начинал что-то и тут же бросал – не идет и все тут! А иногда, пишу двадцать – тридцать страниц в день, так, что аж клавиатура дымиться! Не задумываюсь ни над сюжетом, ни над планом написания, все происходит словно само собой. Не знаю, как еще объяснить…
– Не знаешь, и не надо, – Митрич говорил очень тихо, надеясь, что сосед услышит его не ушами, а сердцем. – Знаешь… думаю о некоторых вещах нельзя говорить вслух, они от этого могут сгнить как осенние листья и исчезнуть… так что пиши свои книги молча и не удивляйся, откуда что берется. А то не исключено, что в один прекрасный день ты проснешься и больше не сможешь написать ни строчки, – Митрич демонстративно поплевал через левое плечо и постучал по спинке кровати. – Окажется, что твои догадки верны, но ты этому вряд ли обрадуешься.
– Ужас, какой! – Вениамин, проникшись словами соседа, содрогнулся. – Впору бить челом три раза в день возле изображений сразу всех известных человечеству богов, только чтобы твое пророчество не свершилось!
– Какое именно? – бодро спросил Саша, только что открывший глаза и пытавшийся понять, о чем разговаривают его новые знакомые.
– Явление Христа народу! – всплеснул руками Веник. – Слава Аллаху ты очнулся самостоятельно, мы тут головы битый час ломаем, как бы так привести тебя в чувства и не покалечить! Ты где был-то?
– Не знаю. – Саша рассмеялся, одновременно извинительно пожав плечами. – А что?
– Интересно просто. Куда ты вечно пытаешься сбежать из этого прекрасного мира?.. – Задавая свой вопрос, Вениамин многозначительно провел рукой в воздухе.
– Сарказма тебе не занимать, – улыбнулся Саня.
– Ну и не занимай, просить буду – не давай! – буркнул Веник, а, смягчившись, добавил: – И все-таки? Ты так внезапно отключаешься… Засыпаешь?
– Да вроде бы нет. Засыпаю я всегда постепенно. Медленно распахиваю объятия своим любимым сновидениям… Иногда они даже принимают приглашение, за что я им безмерно благодарен.
– Да ты поэт!.. – почти уважительно протянул Вениамин.
– Ага, я – поэт, зовусь я Цветик, от меня вам всем приветик! – смеясь, процитировал Саша, чем заставил улыбнуться не только заинтересованно молчащего все это время Митрича, но и Вениамина, вообще не склонного испытывать положительные эмоции чаще, чем три раза в год. – А если серьезно, я не знаю как ответить на твой вопрос.
– Ладно, проехали. Может прогуляемся? Душно здесь как-то… – предложил Веня.
– Прогуляйтесь, прогуляйтесь! – Митрич одобрительно покачал головой.
– А то щебечете над ухом, поразмышлять о жизни не даете!
Веник медленно поднялся с кровати, накинул куртку, помог встать Саше и они направились к дверям. В дверях Саня обернулся:
– Может быть, и вы с нами?
– Позже, – отмахнулся Митрич. – Мне кое-что сделать нужно.
Когда за молодежью закрылась дверь, Митрич облегченно вздохнул и уткнулся в тетрадь с рассказом Вениамина. Все дело в том, что до недавнего времени Антон Дмитриевич был редактором в литературной газете. Сам он плохо помнил собственную биографию до момента «перемены биологического вида» и дальнейшей обработки любопытными пришельцами, однако некоторые фразы в монологе, написанном Веником, уж слишком резали глаза, и ему не терпелось исправить погрешности. Этим он и занялся, можно сказать, «на досуге».
Глава 4
Веник с Саней медленно прогуливались по парковой аллее. Разговаривать, этим двоим, было особо не о чем, но молчать вместе было приятно. Человеку всегда есть о чем помолчать в хорошей компании. Саша, например, вспоминал грустную танцовщицу, от созерцания которой его так некстати оторвали утром, а Вениамин, размышлял над фразой Митрича о том, что о некоторых вещах лучше воздержаться говорить вслух. До сих пор ему казалось, что суть писательства в том, чтобы развлекать или заставить думать и чувствовать, доносить собственные мысли до читателя и тем самым находить единомышленников среди моря бесполезных знакомств, но сейчас… Ему вспомнился эпизод из «Мастера и Маргариты». До сегодняшнего дня он не слишком пытался понять, что имел в виду Михаил Булгаков:
«… – Так Вы – писатель? – с интересом спросил Иван Бездомный.
Гость потемнел лицом и погрозил Ивану кулаком:
– Я – Мастер…»
Почему-то именно в эту минуту Веник со всей ясностью осознал: писателей много, а Мастер – один на всю Вселенную. Возможно ли, что все без исключения книги диктуются одним и тем же непостижимым существом, а писатели – на то и писатели, чтобы за ним записывать?
В общем, у Вениамина была серьезная тема для размышлений. Он не сразу заметил, что его молчаливый собеседник – Саша, уже не идет с ним рядом, а безвольно и как-то очень театрально съезжает на асфальт, но все-таки в последний момент он успел подхватить товарища и аккуратно усадить на скамейку.
– Горазд ты людей пугать! – выдохнул Веник, вытирая рукавом вспотевший лоб.
– Ты прав. Я что-то слишком часто вырубаюсь последние несколько дней – раньше за мной такого не водилось.
– На этот раз у тебя совсем кратковременная отключка. Одна – две секунды, для тебя – все равно, что олимпийские игры выиграть. Может быть, ты выздоравливаешь?..
