Маленький плохой заяц, или Взаимосвязь религии и окружающей среды - [11]

Шрифт
Интервал

При столкновении столь непохожих друг на друга культур конфликт практически неизбежен. И австралийцы обречены были проиграть. Дело не в миролюбии аборигенов, которые в некоторых регионах устраивали достаточно кровавые столкновения между собой, и даже не в отсутствии технологий. Вооруженным копьями зулусам в Африке случалось разбивать английские отряды, а чукчи с луками защищали свою свободу от Российской империи. Но австралийцам недоставало продовольствия, которое позволило бы сколько-то долго существовать вооруженным отрядам, а главное, очень не хватало организации.

Эму любят крыс

Основой общественной и религиозной организации австралийцев всегда была семья, столь же крепко привязанная к реальному пространству и времени, как и все остальное. Географический мир австралийца был предельно конкретен: с любым значимым объектом была связана история «мира сновидений», любой съедобный и несъедобный плод был известен. В этом точно определенном мире зачастую не нужны были абстракции. Скажем, в австралийском языке вальбири нет слова «птица» – только отдельные слова для обозначения разных видов, ведь абориген не спутает одну птицу с другой[44].

Так же конкретен и мир семьи. Система родственных связей аборигена гораздо шире нашей. Во-первых, благодаря высокой рождаемости и распространенному на всем континенте многоженству у него может быть (по крайней мере могло быть в прошлом) множество братьев и сестер. Во-вторых, австралийцы больше современных жителей Европы ценили непрямое родство и хорошо в нем ориентировались. Для большинства из нас предел возможностей – отличить золовку от ятровки, хотя и на это многие уже не способны (если вы, как и я, из их числа, подскажу, что золовка – это сестра мужа, а ятровка – жена брата мужа). Многие старые русские термины родства исчезли безвозвратно.

У австралийских же аборигенов родству придавалось высочайшее значение, и очень важно было не спутать, в каком отношении ты находишься к другому члену твоего сообщества. При этом сообщество делилось на семьи, состоящие из секций, в свою очередь разделенных на экзогамные половины. Членам одной семьи, секции и экзогамной половины ни в коем случае нельзя было вступать в брак между собой; партнера следовало искать в другой экзогамной половине, причем только в конкретной ее секции.

Скажем, южноавстралийское племя урабунна (российские этнографы очень любят его и рассматривают в своих работах еще с 1908 года[45]) делится на две половины – маттури и киравара. Каждая из этих половин состоит из четырех тотемических подгрупп. Маттури подразделяются на (говоря русскими словами) динго, эму, чирков и сверчков; киравара – на змей, крыс, водяных кур и ворон. К примеру, эму может жениться только на крысе, все остальные браки для него запретны. Племя лардир на североавстралийском острове Морнингтон делится на восемь групп, а у каждый группы несколько тотемов. Среди них уже не только животные, но и молнии, скалы, падающие звезды. Скала может жениться только на черной тигровой акуле или морской черепахе, а дети их будут либо молнией, либо черной собакой динго, либо беспокойным морем (есть и такая тотемная группа)[46].

Даже эта система родственных связей может показаться европейцу мудреной, но это еще не все. Помимо экзогамных половин и тотемных групп должны учитываться и поколения (нельзя жениться на ком-то из поколения твоих родителей или детей) и степени родства, некоторые являются препятствием для брака, даже если тотемная группа подошла[47].

На этом фоне семейные сложности Монтекки и Капулетти и даже персонажей скороговорки о том, как Як-Цидрак-Цидрони женился на Цыпе-Дрыпе-Лимпомпони, выглядят несерьезными. Но австралиец постоянно держит в уме и запутанные семейные связи, и генеалогию всех окружающих по крайней мере нескольких поколений, иначе невозможно было бы определить степени родства.



Впрочем, во «времени сновидений» предки, тотемы, герои мифов постоянно рядом с человеком. Они воплощаются в ландшафт. Определение тотема ребенка нередко было сопряжено с реальным путешествием и поиском связанных с предками мест, точно так же как экзогамные половины часто действительно были половинами, то есть буквально разбивали лагерь надвое, четко определяя расположение групп. Категории родства в некотором смысле оказывались одновременно и географическими координатами. Ну а если не хватало объектов окружающей среды, для сохранения сведений о родстве или духе-покровителе можно было использовать религиозные реликвии – чуринги или тьюринги, небольшие предметы, вместилища духов. Иногда аборигены носили с собой вещи и даже кости покойных.

В культуре, не имеющей письменности, хранилищем памяти становится все: мелодия, человеческое тело, дощечка с нарисованным тотемом или деталь рельефа. Обмениваясь такой частицей памяти с другим человеком, одалживая ему свою вещь или обучая чужака песням своего племени, рассказывающим о «времени сновидений», можно установить глубинное взаимопонимание, недостижимое при обычной торговле и даже дружеской беседе[48].

Разумеется, не стоит идеализировать австралийских аборигенов. Говоря о народах, ведущих образ жизни, близкий к природе, часто рисуют условные и фантастические образы. Австралийцы не были чужды насилию и нередко не могли договориться не только с колонизаторами, но и с соседними племенами. Тесные узы соединяли их с окружающей средой, но это не значит, что они обладали каким-то особым экологическим сознанием или были буколическими детьми природы. Аборигены выживали, как могли. Это значит, что они, например, и не помышляли о вегетарианстве или гуманном обращении с животными – все, что годилось в пищу, съедалось. Но суровые условия учили их разумному подходу к природе и окружающим. В пустынях, где добыть еду было непросто, они кооперировались и не тратили силы на конфликты друг с другом. В более благополучных местах, где еды было вдосталь, случались и нападения племен друг на друга, и споры. Бывали и убийства


Рекомендуем почитать
Наполеон Бонапарт: между историей и легендой

Наполеон притягивает и отталкивает, завораживает и вызывает неприятие, но никого не оставляет равнодушным. В 2019 году исполнилось 250 лет со дня рождения Наполеона Бонапарта, и его имя, уже при жизни превратившееся в легенду, стало не просто мифом, но национальным, точнее, интернациональным брендом, фирменным знаком. В свое время знаменитый писатель и поэт Виктор Гюго, отец которого был наполеоновским генералом, писал, что французы продолжают то показывать, то прятать Наполеона, не в силах прийти к окончательному мнению, и эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня.


Император Алексей Ι Комнин и его стратегия

Монография доктора исторических наук Андрея Юрьевича Митрофанова рассматривает военно-политическую обстановку, сложившуюся вокруг византийской империи накануне захвата власти Алексеем Комнином в 1081 году, и исследует основные военные кампании этого императора, тактику и вооружение его армии. выводы относительно характера военно-политической стратегии Алексея Комнина автор делает, опираясь на известный памятник византийской исторической литературы – «Алексиаду» Анны Комниной, а также «Анналы» Иоанна Зонары, «Стратегикон» Катакалона Кекавмена, латинские и сельджукские исторические сочинения. В работе приводятся новые доказательства монгольского происхождения династии великих Сельджукидов и новые аргументы в пользу радикального изменения тактики варяжской гвардии в эпоху Алексея Комнина, рассматриваются процессы вестернизации византийской армии накануне Первого Крестового похода.


Продолжим наши игры+Кандибобер

Виктор Пронин пишет о героях, которые решают острые нравственные проблемы. В конфликтных ситуациях им приходится делать выбор между добром и злом, отстаивать свои убеждения или изменять им — тогда человек неизбежно теряет многое.


Краткая история насекомых. Шестиногие хозяева планеты

«Любая история, в том числе история развития жизни на Земле, – это замысловатое переплетение причин и следствий. Убери что-то одно, и все остальное изменится до неузнаваемости» – с этих слов и знаменитого примера с бабочкой из рассказа Рэя Брэдбери палеоэнтомолог Александр Храмов начинает свой удивительный рассказ о шестиногих хозяевах планеты. Мы отмахиваемся от мух и комаров, сражаемся с тараканами, обходим стороной муравейники, что уж говорить о вшах! Только не будь вшей, человек остался бы волосатым, как шимпанзе.


Историческое образование, наука и историки сибирской периферии в годы сталинизма

Настоящая монография посвящена изучению системы исторического образования и исторической науки в рамках сибирского научно-образовательного комплекса второй половины 1920-х – первой половины 1950-х гг. Период сталинизма в истории нашей страны характеризуется определенной дихотомией. С одной стороны, это время диктатуры коммунистической партии во всех сферах жизни советского общества, политических репрессий и идеологических кампаний. С другой стороны, именно в эти годы были заложены базовые институциональные основы развития исторического образования, исторической науки, принципов взаимоотношения исторического сообщества с государством, которые определили это развитие на десятилетия вперед, в том числе сохранившись во многих чертах и до сегодняшнего времени.


Технологии против Человека. Как мы будем жить, любить и думать в следующие 50 лет?

Эксперты пророчат, что следующие 50 лет будут определяться взаимоотношениями людей и технологий. Грядущие изобретения, несомненно, изменят нашу жизнь, вопрос состоит в том, до какой степени? Чего мы ждем от новых технологий и что хотим получить с их помощью? Как они изменят сферу медиа, экономику, здравоохранение, образование и нашу повседневную жизнь в целом? Ричард Уотсон призывает задуматься о современном обществе и представить, какой мир мы хотим создать в будущем. Он доступно и интересно исследует возможное влияние технологий на все сферы нашей жизни.