Маленький незнакомец - [116]

К тому времени я провел в доме целый час и уже побывал в спальне миссис Айрес. С ключом в руке я стоял перед комнатой и собирался с духом, представляя, как Каролина толкала дверь, которой что-то мешало… Почерневшее, распухшее лицо покойницы заставило содрогнуться, но, оказалось, это еще не самое страшное. Когда я распахнул халат, чтобы осмотреть тело, я увидел, что грудь и руки сплошь покрыты синяками и ссадинами. Одни были недавние, другие чуть видимые. Большинство из них являли собой обычные царапины и щипки, но некоторые ужасали своим сходством с укусами. Запекшаяся кровь свидетельствовала о том, что они появились незадолго до смерти — иными словами, в тот относительно короткий промежуток от ухода Каролины в пять утра до появления Бетти с подносом в восемь. Невозможно представить, какой отчаянный ужас пережила миссис Айрес за эти три страшных часа. Под действием веронала она должна была всю ночь крепко спать, однако почему-то проснулась, расчетливо заперла дверь и избавилась от ключа, а затем систематически истязала себя до смерти.

Я вдруг вспомнил наш разговор в огороде и неожиданно возникшие три кровавые капли. Моя девочка не всегда ласкова… Возможно ли? Да? Или что-нибудь еще хуже? Что, если желанием увидеть дочь она приманила некую иную темную силу?

Думать о том было невыносимо. Я задернул труп одеялом. Как и Бетти, меня снедало виноватое желание убраться из комнаты, где таится кошмар.

Заперев дверь, я спустился в малую гостиную. Каролина безучастно сидела на диване; в чашках остывал приготовленный Бетти чай, а сама она сомнамбулически бродила в кухню и обратно, исполняя рутинные обязанности по дому. Я попросил ее сварить крепкий кофе и, выпив чашку, поплелся к телефону.

Мои звонки стали кошмарным эхом вчерашнего вечера. Сначала я позвонил в окружную больницу и договорился, чтобы забрали тело. Потом, еще неохотнее, набрал полицейский участок и в общих чертах сообщил о происшествии; сержант сказал, что приедет снять показания. Затем я сделал третий, последний звонок. Сили.

Он только что закончил утренний прием. На линии трещало, но я был рад помехам, потому что, услышав его голос, секунду не мог произнести ни слова. Наконец я выговорил:

— Это Фарадей. Звоню из того дома. Насчет нашего пациента. Боюсь, он нас обыграл.

— Что? — Сначала Сили не расслышал или не понял, но потом охнул: — Черт! Поверить не могу! Как?

— Скверно. Не по телефону.

— Да, конечно… Господи, вот ужас-то! Вдобавок ко всему еще и это!

— Да. Я вот зачем звоню: помните, я говорил вам о своей знакомой сиделке? Будьте так добры, позвоните ей и скажите, что произошло. Сам я не могу.

— Да-да, конечно.

Я дал ему номер, и еще пару минут мы поговорили.

— Ужасный удар для семьи… для того, что от нее осталось, — сказал Сили. — Для вас тоже. Сочувствую вам, Фарадей.

— Это моя вина. — Из-за помех он недослышал, и я повторил: — Надо было сразу ее забрать. Я упустил шанс.

— Что? Бог с вами! Мы все с этим сталкивались. Если уж пациент вбил себе в голову, вряд ли кто его остановит. Вы же знаете, он всегда исхитрится. Успокойтесь, старина.

— Пожалуй, вы правы.

Но я сам себе не верил. Повесив наушник на рупор, я посмотрел на дверь спальни миссис Айрес, видневшуюся сквозь балясины, малодушно отвел взгляд и поплелся прочь.

В гостиной я подсел к Каролине и взял ее за руку. Пальцы ее были холодны и безжизненны, точно у воскового манекена. Я нежно поднес их к губам; она никак не откликнулась, но лишь наклонила голову, словно к чему-то прислушиваясь. Я тоже напряг слух. В этой позе мы оба застыли, но вокруг стояла абсолютная тишина. Не слышалось даже тиканья часов. Жизнь в доме словно замерла.

Каролина посмотрела мне в глаза и негромко сказала:

— Слышите? Наконец-то дом затих. Что бы это ни было, оно получило все, что хотело. Знаете, что самое ужасное? Чего я никогда ему не прощу? Оно сделало меня своей помощницей.

13

Больше она ничего не сказала. Потом приехала полиция, следом перевозка; пока забирали тело, с нас троих сняли показания. После отъезда посторонних Каролина вновь ненадолго впала в ступор, а затем, словно ожившая марионетка, села к столу и принялась составлять список того, что необходимо сделать в предстоящие дни; на отдельный лист она выписала друзей и родственников, кого следовало известить о смерти миссис Айрес. Я пытался уговорить ее отложить это на потом, но она лишь упрямо покачала головой и продолжила работу; в конце концов я сообразил, что так оно даже лучше, ибо в подобных хлопотах ей легче пережить шок. Взяв с нее обещание не засиживаться, но поскорее принять успокоительное и лечь в постель, я укутал ее клетчатым пледом и покинул дом. Мой уход сопровождали стук ставен и шорох штор — по старомодной традиции, в знак скорби и уважения к покойной Бетти затемняла комнаты. Вот хлопнул последний ставень; в конце гравийной дорожки я оглянулся и увидел незрячий от горя дом, затихший посреди белого безмолвия.

Уезжать совсем не хотелось, но меня ждали свои безрадостные обязанности, и я отправился в Лемингтон на встречу с окружным коронером. Я уже понял, что скрыть обстоятельства смерти миссис Айрес, выдав ее за естественную кончину (как иногда я делал для убитых горем семейств), не удастся. Но поскольку я лечил покойную от психического расстройства и засвидетельствовал самоубийство, я тешил себя слабой надеждой, что сумею уберечь Каролину от мучительного дознания. Однако следователь был дотошен, хоть и сочувствовал. Он обещал по возможности не предавать дело огласке, но, коль речь шла о внезапной насильственной смерти, дознание было неизбежно.