Маленький лорд Фонтлерой - [14]

Как раз в самую последнюю минуту, когда он стоял на верхней палубе, облокотившись на перила и наблюдая за окончательными приготовлениями и суетливою работой матросов, внимание его возбудило движение в одной из недалеко от него стоявших групп людей. Какой-то мальчик, с чем-то красным в руке, торопливо прокладывал себе дорогу сквозь эту группу и направлялся к нему. То был Дик. Он подошел к Кедрику, едва переводя дух.

— Я всю дорогу бежал, — сказал он. — Пришел посмотреть, как ты поедешь. Дела идут первый сорт. Вот это я купил тебе на вчерашнюю выручку. Ты можешь носить его, когда будешь в франтовской компании. Я потерял обертку, пока пробирался вон сквозь эту толпу. Они все не хотели пропустить меня. Это платок.

Он проговорил все это залпом. Раздался звонок, и мальчик бросился бежать, прежде чем Кедрик успел что-нибудь сказать ему.

— Прощай! — крикнул Дик запыхавшимся голосом. — Носи его, когда попадешь к франтам!

И скрылся из вида.

Несколько секунд спустя можно было видеть, как он стремительно проталкивался через толпу на нижней палубе и едва успел ступить на берег, как мостки были подняты. Он стоял на набережной и махал своей фуражкой.

Кедрик посмотрел на платок. Он был из ярко-красной шелковой ткани, украшенной пурпуровыми подковами и конскими головами.

Наступила последняя торжественная минута. Все заколыхалось, заволновалось; раздались последние звуки приветствий со стороны людей, оставшихся на берегу, и такой же громкий ответ с парохода.

— Прощайте! Прощайте! Прощайте, старые друзья! — казалось, каждый кричал: — Не забывайте нас. Пишите, когда приедете в Ливерпуль. Прощай! Прощайте!

Маленький лорд Фонтлерой нагнулся вперед и махал своим красным платком.

— Прощай, Дик! — крикнул он изо всей силы. — Благодарю тебя! Прощай, Дик!

Пароход дал ход, и люди снова приободрились. На берегу все еще продолжалось волнение. Но Дик не видел ничего, кроме оживленного детского личика и его развевавшихся ветром светлых волос, еще долго видневшихся при ярком солнечном свете. В ушах его раздавался лишь детский голос: — «Прощай, Дик!» пока маленький лорд Фонтлерой медленно отплывал от своей родины в неведомую ему страну своих предков.

IV

Только теперь, во время этого путешествия, мать Кедрика решилась сообщить ему, что они будут жить в разных домах. Когда он услыхал эту грустную новость, горе его было так велико, что м-р Хавишам не мог не одобрить мудрое распоряжение старого графа, чтобы мать жила по близости от сына и часто видалась с ним, так как очевидно было, что иначе мальчик не перенес бы этой разлуки. Но мать настолько мягко и любовно повела дело и сумела убедить сына в том, что они, в сущности, совсем не так далеко будут жить друг от друга, что ребенок, наконец, успокоился.

— Дом, где я буду жить, Кедди, совсем не далеко от замка, — повторяла она каждый раз, когда у них заходила об этом речь, — очень не далеко от твоего дома, и ты всегда можешь прибегать ко мне повидаться. И будет же тебе что рассказать мне! и как мы с тобой будем счастливы! Место это прекрасно. Твой папа часто говорил мне о нем. Он очень любил его, и ты его полюбишь.

— Оно понравилось бы мне еще больше, если бы ты была там, — сказал маленький граф, тяжело вздыхая.

Он мог лишь с недоумением относиться к такому положению вещей, которое заставляло Милочку жить в одном доме, а его — в другом.

Дело в том, что м-сс Эрроль считала лучшим не говорить ему, почему должно было быть так, а не иначе.

— Я предпочитаю не говорить ему об этом, — сказала она м-ру Хавишаму. — Он бы не понял как следует, а между тем это было бы для него тяжелым ударом; и я уверена, что его чувства к графу будут естественнее и дружественнее, если он не узнает, что его дедушка так восстановлен против меня. Он никогда не видал ни ненависти, ни жестокосердия, и ему было бы слишком тяжело сознание, что кто-нибудь может меня ненавидеть. Он сам так сильно любит, и я так дорога ему! Для него лучше будет ничего не говорить ему, пока он не вырастет, да лучше это будет и для графа. Это явилось бы лишь преградой между ними, несмотря на детский возраст Кедди.

Таким образом Кедрику стало известно лишь то, что существует какая-то таинственная причина такого порядка вещей, которую ему еще не понять, но которая объяснится со временем, когда он будет старше. Он был удивлен; но, в конце- концов, эта причина перестала его заботить. После многих разговоров с матерью, где она старалась всячески утешить его, рисуя перед ним светлую сторону картины, темная сторона ее начала постепенно сглаживаться. По временам, однако, м-ру Хавишаму доводилось видеть его сидящим в одной из привычных своих поз и устремившим задумчивый взор на море. При этом нередко можно было подслушать вырывавшийся у него тяжелый вздох.

— Не нравится мне это, — сказал он раз м-ру Хавишаму, беседуя с ним, как всегда, в очень почтительном тоне. — Вы не знаете, как сильно мне это не нравится; но на свете много бывает неприятностей, и приходится переносить их. Мэри так говорит, и я слыхал это же и от м-ра Хоббса. И Милочка хочет, чтобы мне нравилось жить с дедушкой, потому что, вы знаете, у него все дети умерли, а это очень грустно. Жалко бывает человека, у которого все дети умерли, и один был убит.