Маленький горбун - [56]

– Как, Христина, ты не узнаешь своего Франсуа?

– Ничего не понимаю, – помотала головой Христина. – Ты… Вы… Этот большой молодой человек – Франсуа?

– Да, Христиночка. Это я, наш Паоло выпрямил меня.

Христина радостно бросилась на шею Франсуа.

– А что же я? Никто не хотеть меня заметить и поцеловать? – вмешался Паоло. – Даже моя Христинетта не узнать Паоло.

– Мой добрый, чудный, хороший Паоло! – Христина поцеловала итальянца. – Нет, нет, я не могу забыть всего, что вы сделали для меня. Если бы вы знали, как я вас люблю, как я благодарна вам. Мне кажется, мое сердце готово разорваться от счастья. Мой дорогой друг, вы избавили Франсуа от болезни, которая портила ему жизнь.

– А между тем я ее благословляю, моя добрая Христиночка, – ответил Франсуа, – потому что, благодаря моему телесному недостатку я узнал, какая у тебя чудесная душа, до какого самопожертвования может дойти любящее и преданное сердечко!

– Самопожертвование? – улыбнулась Христина. – Уверяю, его не было, я просто любила тебя, нежно и вполне по заслугам. За это меня не следует хвалить. Я любила тебя и твоего отца, потому что вы постоянно выказывали мне такую доброту и нежность… Но почему, милый отец мой, вы не написали мне, что делал наш Паоло для Франсуа?

– Потому, – ответил де Нансе, – что лечение могло и не помочь, и это опечалило бы тебя. Паоло изобрел удивительную механическую систему, которая действует медленно, опыт мог не удаться, хотя он и надеялся на успех. Я оставил тебя в монастырском пансионе, зная, что мне следовало около двух лет провести в теплом климате для успеха лечения Франсуа.

– Почему же вы не взяли меня с собой? Я была бы так счастлива с вами.

– На это у меня были свои причины. Главное, я не хотел каждый день подвергать тебя тревоге ожидания. Вечный страх, сменяющийся надеждой, мог расстроить твой еще хрупкий организм.

– Конечно, доброта и забота обо мне! – кивнула Христина и сменила тему разговора: – Скажите, вы получили мое письмо, в которое я вложила мамино?

– В день нашего отъезда, дитя мое. Ты отлично поняла нас. Мы с Франсуа совсем не жалеем, что ты потеряла состояние. Напротив, мы очень довольны, что нам отдадут только тебя, милую, любимую, любящую. Я радуюсь тому, что мне выпадет честь заказать для тебя подвенечное платье.

– Это послужит символом моего счастья, отец. Я так рада, что буду обязана вам всем, что все, даже мелочи, я получу от вас.

Первые часы прошли, как минуты. В назначенный для отъезда час Христина сказала де Нансе, обняв его одной рукой, как в дни своего детства:

– Милый отец, я не могу остаться?

– Дитя мое, мне не хочется, чтобы ты вернулась слишком поздно, – возразил он.

– А зачем возвращаться? Я хочу жить в вашем доме, как прежде.

– Нет, это пока неудобно, – ответил де Нансе. – Погоди, через три недели ты переедешь к нам.

– Ждать три недели! – расстроилась девушка. – Как это долго, ведь правда, Франсуа?

Франсуа ничего не ответил, только посмотрел на отца. В эту минуту вошел лакей и сказал, что коляска подана.

На следующий день де Нансе с сыном приехали в имение графа и графини. Верный Паоло тоже был с ними. Он хотел видеть все.

Христина и Франсуа сговорились накануне, что она не скажет родственникам о перемене, произошедшей с Франсуа. Изумленные восклицания семьи Семиан привели Христину в полный восторг, вызвали улыбки на лице де Нансе и Франсуа и сердечно обрадовали Паоло, который выразил свою радость прыжками, пируэтами и громким криком. Габриель не могла выговорить ни слова, она не спускала глаз с Франсуа, который был теперь ростом со своего отца.

– Франсуа, – со смехом сказала она ему, – не двигайся, пожалуйста. Позволь мне осмотреть тебя со всех сторон, как это мы сделали с Христиной в первый раз, когда ты пришел к нам… Право, смотрю и глазам своим не верю! Ты прямой, как Бернар, со спиной, гладкой, как у Христины! Какой ты стал красивый! Я ни за что не узнала бы тебя. Паоло, вы действительно сделали чудо!

Все были веселы и счастливы. Паоло, де Нансе и Христина прямо сияли. Пока молодые люди разговаривали и смеялись и Паоло рассказывал им о лечении и выздоровлении Франсуа, де Нансе беседовал с графом и графиней де Семиан о свадебном контракте и о приданом Христины.

– Я присвоил себе право дать ей приданое, мои дорогие друзья, – объявил он. – Я был ее приемным отцом, а теперь, делаясь отцом настоящим, разделю мое состояние с моими двумя детьми. Я получал шестьдесят тысяч франков в год, теперь я буду получать тридцать, а остальные тридцать будут получать они. Поселимся мы все вместе и, как я вижу, не уедем из Нансе. О состоянии Христины не заботьтесь. По свадебному контракту она получит столько же, сколько Франсуа. Я не хочу даже, чтобы кто-нибудь подарил ей необходимые вещи.

– Ну, нет, сосед, позвольте нам купить ей все нужное, – заметила графиня.

– Простите, графиня, – перебил ее де Нансе, – мне кажется, я имею право смотреть на Христину как на дочь. Подарите ей, что вам угодно на свадьбу, но не лишайте меня удовольствия заказать ей платья, белье, мебель. Вы согласны, правда? Будьте добры до конца, отдайте мне мою дорогую Христиночку.