— Ты не понимаешь, что женщину убила по своей дурости?
Лейла Айша затрясла головой:
— Нет-нет. Это судьба у нее такая.
В зале раздался пронзительный голос Фатимы: — Врет! Неправда! Она знала, что еду не принимают в больницу! Знала еще до того, как легла!
Фатиме приказали замолчать. Тем не менее кади взял ее слова на заметку и на другой день, когда ее вызвали на свидетельское место, попросил объясниться. В результате ее показаний свидетельницей вызвали Лейлу Халиму, соседку с другой стороны улицы. Ее тоже попросили распустить хаик; она подчинилась с явным неудовольствием.
За два или за три дня до того, как Лейле Айше лечь в больницу, я ее навестила. Хотелось сделать ей приятное, и я сказала:
— Попрошу дочь напечь печенья и отнести тебе в больницу.
Она говорит:
— Ты очень добра, но это ни к чему. У них новый закон, мне доктор сказал — еду в больницу нельзя приносить.
Я все равно велела дочери сделать печенье и вечером перед тем, как Лейле Айше ложиться, сама ей отнесла. Подумала, пусть завернет в свои вещи, положит в сумку, там его не увидят.
— Достаточно, — сказал кади и жестом отпустил ее. Потом, сверкая глазами, обратился к Лейле Айше:
— Ну что ты теперь мне скажешь?
— Я тебе все сказала, — спокойно ответила она. — Я, пока возилась со своим лекарством, совсем забыла, что в больницу его не пустят. Старая я стала. Забывать стала.
В углу зала поднялось какое-то волнение — Фатима закричала:
— Ничего она не забыла! Знала, что Садек отдаст моей матери!
Фатиму вывели, она упиралась и продолжала кричать. Лейла Айша стояла спокойно, дожидаясь, когда к ней обратятся. Кади только посмотрел на нее, и на лице у него было написано сомнение.
Наконец он раздраженно сказал:
— Ты глупая, темная женщина. Слыхано ли, чтобы яд во рту подействовал против яда в крови? Думаешь, кто-нибудь поверит в такую чепуху?
Лейла Айша осталась невозмутима.
— Да, терпеливо сказала она. — Христианские лекарства лучше помогают, если к ним прибавить мусульманские лекарства — это все знают. Аллах всемогущ.
Кади, отчаявшись, закрыл дело и отпустил троих ответчиков домой, но предупредил Садека, что если его мать опять учинит какое-нибудь безобразие, вся ответственность ляжет на него, поскольку сама она явно не способна отвечать за свои действия.
Ночью, когда Лейла Айша уснула у себя наверху, Фатима предъявила Садеку ультиматум. Либо он отошлет мать, либо она от него уйдет и будет жить с отцом.
— Она убила мою мать, я не останусь с ней под одной крышей.
Садеку достало ума согласиться, он не стал возражать. После того, что мать устроила, он сам пришел к выводу, что лучше отправить ее обратно в деревню к остальной родне.
Его решение она восприняла спокойно — кажется, даже предвидела его. В надежде убедить мать, что это с его стороны не произвол, что он вовсе не хочет от нее избавиться, Садек добавил:
— Видишь, что наделала твоя глупость?
Тогда она повернулась к нему и посмотрела ему в глаза:
— Ты ни в чем меня винить не можешь. Не моя вина, что ты так и живешь в маленьком доме.
В тот момент ее слова показались Садеку бессмысленными — лепет выжившей из ума старухи. Позже, когда он вернулся из деревни в долине и тихо зажил с Фатимой, они ему вспомнились. Потом он часто о них думал.
Перевод Виктора Голышева.
