Маленький цветочный магазин у моря - [82]

Эмбер переводит взгляд на Джейка, и тот пожимает плечами. Тогда она подсаживается к столу, пока Джейк готовит завтрак.

И вот мы все сидим за стареньким деревянным столом Розы и ждем. Ждем моей печальной повести.

— Ну, так я готова. — И я ставлю чашку на стол.

Они оба смотрят на меня во все глаза. Я набираю побольше воздуха и начинаю.

— Вы же знаете, что в детстве я часто приезжала в Сент-Феликс на каникулы?

Они кивают.

— Я приезжала с Уиллом, моим старшим братом. Не на каждые каникулы: иногда родители увозили нас куда-нибудь еще. Но летом мы непременно садились в поезд, добирались до самой далекой станции в Корнуолле, а там нас подхватывала Роза на своем драндулете и довозила до Сент-Феликса.

Я улыбаюсь, вспомнив красную бабушкину малолитражку.

— Мы с Уиллом любили Сент-Феликс. Не надо нам было никакого другого счастья, только бы играть на берегу, или в магазинчике Розы, или в Трекарлане, где Стэн рассказывал нам истории о замке. В которые мы не верили, особенно когда подросли… — Я умолкаю, задумавшись. — Как странно вдруг понять, что некоторые из них были правдой.

Я встряхиваю головой.

— Извините, отвлеклась. Словом, как я уже сказала, мы нигде не были так счастливы, как здесь, у Розы. Мы с Уиллом ладили друг с другом лучше, чем это обычно бывает у братьев и сестер. Мы даже спорили редко. Я была намного непоседливее Уилла. А он был спокойным, прилежным, и о лучшем брате мне не приходилось мечтать. Я вечно втягивала его в переделки, а он ни разу на меня не нажаловался — такой был надежный.

И я снова умолкаю, и душой, и умом уйдя в воспоминания об Уилле.

И потом поднимаю глаза на Джейка.

— Твои дети очень похожи на нас с Уиллом в том возрасте. Чарли точь-в-точь как он, а Бронте заводная вроде меня.

— Уж мне-то можешь не рассказывать, — соглашается Джейк, и мы коротко улыбаемся друг другу.

— И вот однажды… — Я все ближе к самому тяжелому моменту истории, о котором еще никогда не говорила прежде. Этого из меня еще ни один психолог не вытягивал. — Когда мы отдыхали здесь, мне вздумалось поехать на концерт в Падстоу. Уилл туда не хотел — ему такие вещи не нравились. Но я упрашивала меня туда отвезти. Мне было всего пятнадцать, и одну меня Роза не отпустила бы, а с семнадцатилетним Уиллом — пожалуйста.

Я сглатываю комок. Вот бы повернуть время вспять, поступить совсем по-другому…

Но за все эти годы я поняла: никаких сделок с Богом не заключить, как ни желай этого, и беда останется бедою.

Эмбер накрывает мою руку ладонью.

— Поппи, не спеши. Мы тебя не торопим.

Я киваю. Но это как пластырь: чем быстрей отдерешь, тем легче.

— В конце концов Уилл сдался, и мы вместе отправились на концерт. Воплотился худший из его кошмаров: поле, запруженное людьми, куча народу пришла потусоваться. А я считала, что это весело и круто, и затащила его в самый центр столпотворения. Мы были как сельди в бочке, туда явно пустили слишком много зрителей. А я только тащилась от всего этого.

От воспоминаний меня прошибает липкий пот: как было душно, тесно, шумно. Очень шумно. Я стягиваю с себя свитер с капюшоном, который надела, чтобы согреться после балкона. Кладу свитер на стул и приглаживаю волосы.

— Извините, что-то жарко стало.

Джейк и Эмбер сочувственно кивают, но я-то вижу: они хотят услышать, что было дальше.

— Мы и развлекались вовсю: прыгали под музыку среди толпы, радовались… ну, я радовалась: вот это жизнь!

При этом слове я передергиваюсь, но те двое ничего не понимают и молча ждут продолжения.

— И вот оборачиваюсь я в перерыве между песнями, смотрю, как там Уилл.

Я умолкаю, чтобы восстановить дыхание. Рассказывать об этом все равно что переживать все заново.

— И вижу: он хватается за шею, как будто не может дышать как следует. И вдруг он валится на землю, и люди вокруг расступаются, чтобы дать ему воздух…

Я будто описываю происходящее сейчас, сию минуту, и вновь испытываю ту панику и боль.

— Я падаю возле него на колени, а у него уже глаза закрыты. Я кричу, ору что есть сил, и к нам подбегает все больше людей — посмотреть, что случилось. Но никто не помогает, и я не знаю, что можно сделать. Я кричу, чтобы вызвали «скорую», срочно. Но никто и пальцем не шевельнет. А музыканты так и играют, они вообще ничего не знают, им же ничего не видно на огромном темном поле.

Я часто и глубоко дышу, пытаясь успокоиться.

— Все хорошо, Поппи, — шепчет Эмбер. — Не спеши.

Я киваю ей.

— Уилл тянется ко мне и хватает мою руку. Его кисть такая вялая, что мне становится страшно, и я только молюсь, чтобы с ним все обошлось.

Я бросаю взгляд на Джейка, но не вижу его. Я снова на том поле и снова переживаю каждый миг этого кошмара.

— И тут я понимаю, что не обойдется. И словно какой-то знак, ансамбль начинает играть главный хит — «Цветы на ветру», и тысячи лепестков летят над полем из ветряных машин. Они падают на Уилла, на его лицо, я их стряхиваю, чтобы он мог дышать, а они валятся и валятся сверху, и тут я чувствую, что его рука начинает разжиматься.

Я закрываю глаза. Слишком эти воспоминания страшны и реальны, чтобы можно было их выдержать.

— Я понимаю, что кричу. Толпа расступается, пропускает кого-то. Наконец они появляются, врачи в зеленом. Меня отпихивают в сторону, чтобы я не мешала работать, и я выпускаю руку Уилла. Но я знаю, что уже поздно. Когда наши руки разжимаются, я понимаю, что теряю его навсегда.