Маленький человек - [16]

— Ситуация под контролем, на станции идут ремонтные работы! — разносился по городу голос мэра.

Люди разводили костры прямо в квартирах, начались пожары, и весь город заволокло лёгкой дымкой, а в воздухе запахло палёным. Полиция не справлялась с вызовами, в неразберихе начались грабежи и убийства, в которых участвовали обычные граждане, вдруг почувствовавшие свою безнаказанность. Сосед Лютого, живший квартирой выше, придушил свою жену, а потом выволок её на улицу, бросив на углу дома. Это убийство, как и многие другие, произошедшие в те дни, так и осталось бы нераскрытым, если бы мужчину не замучила совесть, и он не пришёл с поличным.

Начальник полиции Требенько чувствовал, что город вышел из-под контроля, и он не может усмирить озверевших жителей. Выходить на улицу стало опасно, слышалась перестрелка, звон стекла, и полицейские забаррикадировались в отделении, перепуганные слухами, что горожане собираются брать его штурмом. От греха подальше они выпустили всех заключённых, кроме тех, кто ждал отправки на зону, но, очутившись на тёмной улице, те стали проситься обратно.

Требенько поехал за помощью к бандитам.

— Мои ребята не справляются, — развёл он руками, неловко топчась в прихожей.

Генератор рычал, как сидящий на цепи пёс, и тусклая лампочка хитро подмигивала, то потухая, то вновь вспыхивая. По стенам метались хищные тени, ржавый умывальник отсчитывал секунды, как метроном, а Могила, накинув на плечи старый клетчатый плед, грел ноги о свернувшегося на полу Коротышку.

— Да-а, они так во вкус войдут, — хмурился он, переглядываясь с помощниками. — Свет включат — а у нас не город, а зона.

И банда Могилы, вооружившись, вышла на улицы бок о бок с полицейскими, разгоняя прохожих и наводя страх на тех, кто пытался нагреть руки на всеобщей беде. Вместо мягкого, успокаивающего голоса мэра в громкоговорителе на центральной площади зазвучал хриплый, злой голос главаря банды.

— Короче, вы. — прокашлявшись, начал Могила. — Разошлись по домам, и тихо, как мыши, чтобы не слышно, не видно. Кого на улице поймаем. — здесь Могила многозначительно умолк, — ну, все поняли, что тогда будет. Я всё сказал.

С этого момента беспорядки прекратились, а через пару дней в городе, к которому уже стянули дополнительные войска, починили электростанцию, и вспыхнувшие повсюду лампы и фонари ослепили отвыкшие от света глаза. Город прожил без электричества две недели, но ещё долго зализывал раны: повсюду ремонтировали разбитые магазины, сгоревшие дома и выломанные заборы, хоронили покойников и ловили новоявленных преступников, ещё вчера бывших законопослушными гражданами.

Полковник Требенько был родом с Донбасса. Хохол без хитринки, как булка без изюма, и Требенько без выгоды пальцем не шевелил.

Отражению в зеркале он самодовольно подмигивал, но глядя на старые фото, краснел. Молодой лейтенант, которого четверть века назад прислали на службу в северный городок, смотрел пристально, словно прокурор, и Требенько не выдерживал его взгляда.

«Человек не иголка, отыщем», — твердил полковник подхваченную фразу. Требенько любил криминальные фильмы и копировал киногероев, так что по его ужимкам всегда можно было сказать, какой сериал он сейчас смотрит. Но бандиты наседали, и шутками от них было не отделаться. Прежний начальник милиции попытался встать на их пути, но плохо кончил, и при воспоминании о судьбе предшественника у Требенько ныл живот.

— Не отыщешь — шкуру снимем!

— Да зачем он вам? — возвысил голос Требенько.

— Не вам, а нам, — ухмыльнулся Саам, вспоминая аварию на электростанции. — Если его не наказать, завтра они все за вилы возьмутся!

Разговор с Саамом не шёл из головы. Загнав машину в гараж, Требенько достал из шкафа бутылку, которую прятал от жены за канистрой с бензином. Плеснув в стакан, выпил, не морщась, словно воду. Утром звонили из центра. «Не справляетесь с работой? — язвил генерал. — Народных дружинников подключили? Вечно в вашем городишке что-нибудь случается!» Требенько стоял навытяжку, будто генерал мог увидеть его. А положив трубку на рычаг, сплюнул: «Знаем, откуда звёзды на погоны падают».

На стене гаража висели ружьё и охотничьи трофеи, оленья шкура очертаниями напоминала контур Союза, а приклеенные к ней пивные пробки отмечали деревню, где Требенько родился, Москву, где пристроил детей, и медвежий угол, в котором жил.

«Важное дело не пускает. Вот закончу — на пенсию, и домой!» — говорил он после третьей рюмки. А жена только вздыхала, кусая бескровные губы. Требенько мечтал, как будет строить двухэтажный дом с башенкой и резными ставнями, и на обратной стороне мятого протокола рисовал жене план комнат, рассказывая, в какой будет спальня, а в какой — гостевая. Но когда жена доставала с антресоли пыльный чемодан, он становился угрюм, задерживался до полуночи в отделении, отговариваясь важными делами, так что жена, аккуратно сложив изрисованный протокол, прятала его в стол, а чемодан убирала обратно. «Прирос», — виновато разводил полковник руками, пряча глаза. Украина, словно чернобровая девица, тёплая и страстная, снилась ему, зовя домой. Но Север, как старая шаманка, которая, если вцепилась когтистыми руками, уже не отпустит.