Маленький ансамбль - [18]

Я поднялась на мостик, а капитан разговаривал с норвежским капитаном по сигналке.

— Женя, — сказал он мне.— Они не верят, что ты женщина. Надень женское платье. Очень тебя прошу.

Я спустилась в свою каюту, достала уложенное мамой платье, включила утюг, погладила его, хорошо причесалась, надела туфельки и опять поднялась наверх

Окинув меня одобряющим взглядом, капитан сказал:

— Доктор Женя! За вами приехал катер, я отпускаю вас к норвежцам в гости на 30 минут.

— Я одна не поеду, — сказала я.

— Не валяй дурака. Они такие же матросы, как и мы. Все будет хорошо.

Я спустилась по трапу в своих туфельках на гвоздиках, взмахнули весла, и вот — я уже сижу в кают-компании норвежского судна «Ингеборг». За тридцать минут, что я одевалась, они тоже приготовились. В кают-компании горят свечи, на белоснежной скатерти некрыт легкий завтрак, мягко играет радиола. Заиграл вальс. Я поняла, что если я с каждым буду танцевать вальс, то мне никакого времени не хватит. Я сделала с одним моряком тур и как бы передала себя другому. Они поняли эту игру и выстроились по кругу.

В дверях кают-компании было зеркало, и я, увидев в нем себя, поставила себе пятерку.

А потом раздался гудок с моего тральника — мы стали прощаться. На прощанье я старалась каждому сказать что-нибудь приятное. Кто-то накинул мне на плечи китель, я спустилась по трапу. С судна «Ингеборг» раздавалась песня «Подмосковные вечера».

Я не знала, что они меня снимали, а вот совсем недавно прислали нашему капитану эти фотографии.

Я раскрыла конверт. Да, она действительно походила на русскую королеву. Открытое милое лицо, аккуратная головка с туго завязанным пучком светлых волос, скромное женственное платье и — улыбка: веселая и чуть-чуть застенчивая.

Я вспомнила манекенщиц из Дома моделей — бесспорно они все были и красивы и эффектны. Но и походка их, и позы не показались мне естественными. А в докторе Жене с морского траулера была и врожденная грация, и женственность, а главное, она была очень естественной.

— Теперь я частенько заглядываю в модные журналы, — закончила свой рассказ Женя. — При случае заглядываю и в Дом моделей — и сама кладу в чемодан модное платье. Женщина всегда должна быть женщиной!.. — и улыбнулась.

ПАРИЖАНКА

Однажды в Свердловске я, проходя через фойе филармонии, обратила внимание на немолодую женщину, которая, разговаривая с билетершей, чему-то заразительно смеялась. В ее лице и смехе было столько обаяния, что я спросила свою спутницу:

— Вы не знаете, кто это?

— Знаю, — ответила она. — После концерта расскажу. После концерта она рассказала.

Тридцать пять лет назад в Париже блестяще окончила консерваторию по классу фортепьяно единственная дочь состоятельных родителей — Вероника Латар. Весной она должна была ехать в свое первое гастрольное турне, когда судьба столкнула ее с человеком, в которого она влюбилась так, как мы влюбляемся только один раз в жизни. Но он был не парижанин, а иностранец — он был москвич и должен был вскоре вернуться в Союз. Но москвич тоже полюбил! Он понимал всю сложность их брака, он говорил ей, что она должна будет покинуть Францию, принять советское подданство, что ей надо будет привыкать к чужой стране, о ее родителях, которые были против их брака. Парижанка улыбалась.

— Моя прабабка Камилла Ледантю, приехав в Петербург, влюбилась в вашего декабриста, и потом она уехала за ним на каторгу, — это всегда бывает очень далеко... А я еду с вами в Москву. Да, я 22 года прожила в Париже, но все остальные долгие годы я буду жить с вами в России и полюблю ее, как полюбила вас...

Любовь увезла их в Москву.

Прошло восемнадцать лет. Однажды в вестибюль Свердловской консерватории вошла немолодая женщина в валенках, в ватнике и молча села на подоконник.

Из всех классов раздавались звуки, бегали взад-вперед студенты.

А женщина сидела, и к ней никто не подходил. Занятия окончились, консерватория опустела.

Старик сторож поглядывал на незнакомку, не зная, как с ней поступить, но женщина, будто угадав его сомнения, сама обратилась к старику:

— Я бы хотела вас просить, если только это возможно, разрешите мне войти в класс, где есть рояль...

И старик разрешил, хотя это было вопреки правилам. Он впустил ее в класс на втором этаже и ушел, плотно закрыв дверь.

В подшитых валенках, бесшумно обходя классы, он изредка заглядывал в замочную скважину. Женщина сидела на стуле около батареи и смотрела на рояль. Рано утром, любезно поблагодарив сторожа, она ушла... Но к вечеру она пришла снова и стала частенько приходить сюда по вечерам, и сторож уже много знал о нелегкой судьбе парижанки. Теперь старик каждый день брал в студенческое буфете лишнюю булочку, заваривал вечером покрепче чай и ждал ее. Она приходила, рассказывала о своих делах с пропиской, работой, пила чай, шутила, а потом шла в класс.

Однажды ночью он услышал звуки рояля, громко раздававшиеся в пустом здании. Сторож встал со стула, перекрестился, и опять сел. Звуки нарастали. Сторожу вспомнилось почему-то детство, когда в деревне на пасху, под звон колоколов, его, полусонного, вели к заутрене; потом вспомнился ледоход: все бежали смотреть, как вода, вырвавшись наружу, с треском ломая лед на мелкие куски, мчалась вперед...