Маленькие радости Элоизы ; Маленький трактат о дурном поведении - [5]

— А когда мне дадут его подержать? — спросила она в конце концов.

— Ты еще слишком мала, уронишь.

— Но я же не собираюсь носить его по комнате, хочу просто подержать на руках, совсем немножко.

Дедуля через стол наклонился к ней:

— Я тебе помогу. Вот увидишь, ничего тут нет трудного.

И когда мама с Ритоном вернулись из родильного дома, Элоиза первым делом уселась в кресло и принялась терпеливо ждать. Мальчик выглядел уже получше. Она протянула руки:

— Посмотри, мама! Я села глубоко-глубоко в кресло, я его буду хорошо держать.

Мама прижалась коленками к коленкам Элоизы и осторожно положила малыша ей на руки:

— Знаешь, он еще не видит, но если ты прижмешься щекой к его щечке, то он тебя унюхает и потом будет узнавать по запаху…

Папа суетился с фотоаппаратом, а Бабуля только усмехалась:

— Ну, конечно, мне его и не подумали предложить…

— А вы подумали о том, что надо прежде руки помыть, Бабуля?

Камилла в гневе вышла, хлопнув дверью, а Элоиза тем временем уже шептала на ушко братцу: «Ритон, ты мой самый любимый…» Она лизнула его щечку, пощекотала под подбородком. Ритон заерзал у нее на коленях, и пузырь у него на губах надулся большой-пребольшой.

Потом он как следует дернул сестренку за волосы, чуть не выдрав целую прядь, блаженно рыгнул и прикрыл шелковыми ресничками свои — уже черные! — глаза, продолжая вертеться на коленях Элоизы, которая старалась прижать его к себе покрепче, шепча ласковые словечки: «Мой Ритончик, ничего не бойся, я-то уж точно тебя не съем!»

Когда они с мамой стояли у колыбельки, куда уже уложили малыша, мама осторожно спросила:

— Значит, ты его любишь, твоего хорошенького братика?

— Нельзя сказать, что он хорошенький, — честно ответила Элоиза, — но любить, конечно, люблю!

Дедуля подумал, что у него-то самого брат, да и то сводный, появился, когда ему самому уже четырнадцать стукнуло. Тот был ничуть не красивее Ритона, но он бы не решился так прямо об этом сказать. Впрочем, никто его и не спрашивал.

Когда нужно было, чтобы громогласно гневающийся из-за двухминутного ожидания бутылочки с соской Ритон замолчал, на помощь звали Элоизу. Она сразу же прибегала, укладывала малыша себе на колени и рассказывала ему на ходу сочиненные бессмысленные истории, а то и просто говорила какие-то отдельные слова, что-то там мурлыкала, и он начинал веселиться и ворковать, а она смеялась… Она постоянно опекала его. А как-то объявила, что готова обернуться вокруг него, чтобы защитить: «Эти младенцы, которые родятся без скорлупы, такие хрупкие, Дедуля, ты себе и представить не можешь».

— Понимаешь, — размышляла вслух Элоиза, — я совсем не хочу быть млекопитающей. Я бы хотела, чтобы у меня родились совершенно готовые дети. Как ты думаешь, я — потом, когда вырасту — смогу иметь совершенно готовых детей? В таком случае я бы имела право еще и выбирать их…

— Но ты же не выбирала Ритона!

Девочка опустила голову. И, глядя в пол, прошептала:

— Бабулю я тоже не выбирала и предпочла бы другую, посимпатичнее.

А Дедуля, нежно погладив растрепанные кудряшки, ответил:

— Знаешь, я-то Бабулю выбрал сам, ну, и посмотри, к чему это привело, разве так лучше?

Они взглянули друг на друга. В глазах Элоизы дед прочитал трудную мысль: неужели можно настолько измениться? Но, может быть, он ошибается, может быть, он на самом деле не увидел ничего такого во взгляде своей внучки…

Он надеется умереть, так и не узнав этого. Оставит ли его когда-нибудь Элоиза или будет с ним до последнего дня? Нежная, ласковая, терпеливая… У стариков, как и у младенцев, нет скорлупы, которая защитила бы их от смерти. Но он пока не скажет ей этого, слишком еще мала. А когда повзрослеет, то, наверное, забудет о скорлупе.

3 Элоиза и фурункул

Вот уже несколько дней папа какой-то весь перекошенный. Элоиза никак не поймет, почему он переваливается с ноги на ногу, как утка, сидит на половине попы, да еще при этом ерзает в кресле, строя жуткие гримасы, и все время клонится вправо.

Хуже того: он то и дело запирается с мамой в спальне, и тогда не она поскуливает там вроде щенка, как обычно бывает, когда они запираются, а вовсе даже он — и не как щенок, а будто огромный пес — лает просто: «Ты мне делаешь бо-ольно!» Мама, похоже, злится и начинает вопить в ответ: «Но я же должна-а!» В общем, они, кажется, нашли какой-то новый способ развлекаться, думает Элоиза, вот только мне больше нравился прежний.

— Как ты думаешь, что они там делают? — кричит она прямо в ухо Дедуле, раскачивая его кресло.

Он только вздыхает. В Параисе Дедуля спит в пристройке, там попрохладнее, и позволяет себе немножко вздремнуть после обеда, прежде чем отправиться на рыбалку, когда спадет жара, а эта негодница Элоиза взяла да и разбудила его ни с того, ни с сего. Он прямо-таки стонет:

— Ну-у? Чего тебе еще надо?

Элоиза-то никогда не спит после обеда, только этого еще не хватало. «Жизнь так коротка», — напевает она, когда ее упрекают в том, что она пристает к людям, которые хотят отдохнуть! А вот Дядюшка Кюре, он того же, что и Элоиза, мнения. Впрочем, он, вообще, не насчет приставаний говорит, просто он все время повторяет, что у тех, кто рано встает и мало спит, хорошо учится, вовремя делает уроки и как Подобает молится Богу, впереди много времени и еще, «что плод твоего чрева благословен…». А Дедуля над этим смеется, интересно, почему?..