Маленькие иркутские истории - [2]

И я пытливо уставился на корифея литературного фронта и волшебника слова, чернила и пера. Клубы загадочного дыма стали подниматься вверх. Они огибали фигуру, очерчивая облик моего задумчивого собеседника, как мастихин или кисть сказочного художника, и расплывались в полутьме. Воцарившуюся паузу прервал голос гения:

— Ну кря.

Он даже не задумывался, ответил влет. Ай да Александр Сергеевич! Я смотрю на классика завороженно и думаю: «Как же иронично и чутко он уловил эту глубочайшую сакральную мысль, эту вселенскую тоску многих творцов по собственной популярности и признанию!»

Я об этом чувстве знаю не понаслышке из соответствующего круга общения. На моем окошке внезапно возникла световая проекция из недавнего прошлого. Как будто кто-то стал крутить старое черно-белое кино о творческих встречах на берегу Ангары. Ранее мне приходилось знавать много самобытных поэтов и художников. Об этом и было старое волшебное кино. Один из таких непризнанных гигантов читал свои стихи на усть-илимском взморье. Он держал в руке граненый стакан с водкой и, устремив свой взор на всплывшие со дна водохранилища деревья, пафосно декламировал: «Ветер, ветер, ты ветрило, ты не дуй мне прямо в рыло… Чтоб стишище писануть, надо малость бухануть».

Потом впадал в рыдания и причитал: «Нет, пока я не умру, моя поэзия не смогет штурмануть заоблачные дали. Только потом человечество будет взахлеб читать мои стихи и ругать себя за то, что при жизни не чтили сибирского поэта, что не уберегли его. Они будут горько плакать, что не смогут соприкоснуться с новыми моими произведениями, которые я уже никогда не напишу по причине своей безвременной кончины».

«Так че тянуть-то? Давай, грохни еще пару стаканов — и в омут безмерно талантливой головой… Может, и моя скромная личность войдет в мировую историю, типа Дантеса, как человека, укокошившего великого Николашку Румянцева — гения поэзии», — начал прикалываться над поэтом я.

Нет, это не глумление. Я просто прикалывался за то, что он придуривался надо мною, читая какие-то подзаборные строчки. При этом, я на всякий случай приготавливал на корме нашего суденышка спасательный круг и длинную веревку (вдруг понадобятся). От дополнительной порции водяры поэт отказываться не стал. Но прыгать в студеную ангарскую воду и тонуть там ему не захотелось. Он с хитрецой поглядывал на меня. Да и в женском общежитии девчонки уже заждались. Они очень уважали молодых писателей и поэтов из делегации иркутского обкома комсомола, участников фестиваля «Молодость, творчество, современность», проводимого совместно с газетой «Советская молодежь».

Клубы сказочного туманного облака переливались разными световыми оттенками и опускались вниз, освобождая мою комнату от тех неуклюжих молодых поэтических энергий, которые только что пробежали рядом. Вот мое сознание из путешествия в прошлое вернулось назад, где я продолжил разговор с великим литератором. Поэт сидел, откинувшись в моем кресле, его окутывали кудри серебристого тумана, клубящиеся откуда-то из-под пола, как из бездны веков. Они снова начали заполнять помещение.

— Сергей Алексеевич, дорогой, почему ты все время ко мне обращаешься на «вы»? Даже обращаясь к Богу, верующие говорят «Ты»: «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. Хлеб наш насущный даждь нам днесь; и остави нам долги наша, якоже и мы оставляем должником нашим; и не введи нас во искушение, но избави нас от лукаваго. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь».

Александр Сергеевич, прочитав молитву, с грустной улыбкой посмотрел на меня. А я нервно залепетал:

— Мне, право, неловко. Я чувствую какое-то неудобство.

— Если ты меня боготворишь, то и обращайся ко мне, как к Богу, на «ты», — назидательно произнес великий поэт.

— Мне это трудно делать. Я вас действительно боготворю. Но я попробую, однако, — пропел, как молитву, как заклинание, я. — Александр Сергеевич, а все-таки, как ты думаешь, какова роль писателя, поэта, вернее его личности, в создании художественного произведения? Как вообще происходит творческий литературный или поэтический процесс? — начал взволнованно вопрошать я, в надежде прикоснуться к таинству рождения литературного действа.

Александр Сергеевич отвечал:

— Без ложной скромности скажу следующее, что я однозначно думаю, — никакой или почти никакой роли не играет.

Литературный Геракл, почесывая свои кучерявые бакенбарды, продолжил свои мысли:

— Тебе, я знаю, популярность не очень нужна. Ты уже прошел огонь, и воду, и медные трубы. Ты пишешь для своих детей, внуков и потомков. И ответ на этот вопрос, думаю, тебе известен не хуже моего. Понимаешь, Сергей Алексеевич, ты ведь сам описал в своей книге «Судьбы людские» в истории под номером девятнадцать «Путешествие в чужие души» беседу с внуками Сергеем и Алексеем про энергоинформационное живое околоземное существо. По всей видимости, это все написано правильно. Оно, это живое существо, несет в себе информацию обо всем, что происходило при создании Земли, затем о формировании жизни и обо всех исторических процессах. И конечно же, о взаимоотношениях людей, об их переживаниях и эмоциях. Эта информация сохраняется, модулируя гравитационные волны и энергии молекул воды в океанах, озерах, реках и ручьях. Она, эта информация, в своем первозданном виде находится везде вокруг нас и в далеком космосе — в галактической и вселенской базе данных одновременно. Заслуга творческого человека лишь в том, что он способен воспринять корпускулу, или энергоинформационную капсулу информации, некоего жизненного слоя, который извещает о событиях давно минувших лет или о действии, которому еще суждено произойти. Эта информация как бы оплодотворяет фантазию и воображение писателя, поэта, художника, композитора. Далее происходит процесс изложения полученных сведений маслом на холсте, чернилами с помощью гусиного пера на бумаге, на нотном стане, как в мое время в XVIII веке, или на компьютерном носителе, как в ваши дни. При этом пишет текст не сам писатель, а через человека его создает высший разум нашего околоземного уровня этого самого, как ты его назвал, энергоинформационного существа. Поэтому писатель никогда заранее и доподлинно не знает, как будут в произведении развиваться события, что произойдет, чем все закончится. Сюжетная нить направляется силами свыше. Это относится и к художникам, и к поэтам, и к композиторам, ко всем людям творческих профессий и устремлений. В мое время говаривали: «Меня посетила муза». Эдакий волшебный воспеваемый женский поэтический небесный образ, который мог вдохновлять на художественное творчество. А на самом деле устанавливался контакт с околоземным разумом. При этом писатель или поэт из того, что может сделать лично сам, — это лишь орфографические, пунктуационные и другие лингвистические ошибки. Он может вообще исковеркать нисходящий на него творческий посыл, и в результате на бумаге не получится ничего стоящего и значимого. Вот так все просто происходит на самом деле. И совсем неважно при этом для восприятия произведения людьми, «крякнул» ты или нет. Если процесс написания происходил по названному мной сценарию, то люди оценят работу творца. Если же процесс написания текста был выдавлен нечистой силой из дьявольской помойки, или твоя голова дурная, такое бывает, то и судьба такому произведению соответствующая. Вот ведь я стал известным еще при жизни. Наверное, потому что я не противился природе чувств.