Маленькая ведьма - [11]

— Растолченный в пыль алмаз, — коротко пояснила она, кивком указав на нелепо вывернутое, окровавленное тело.

— Понятно. — Зугги судорожно сглотнул, кивая, но по глазам его было видно — ничегошеньки он то ли с перепугу, то ли по необразованности своей не соображает.

Меж тем Линн, трясясь от схлынувшего и оставившего мерзкий холодок в груди возбуждения, протянула ему кружку.

— Полей мне. Да не мимо — что это у тебя руки трясутся? — и принялась тщательно мыть свои ладони и запястья, натирая их вырванным стеблем мыльнянки.

— Дык, это… он же ж магию свою супротив отравы читал. — Кузнец никак не мог понять.

С трудом вздохнув, удерживая так и рвущийся наружу то ли вой, то ли хохот, девчонка терпеливо объяснила:

— Так алмазная пыль и не яд. Хоть и мелко толченная, а все потроха ему порезало. Пока вы рты разевали, я ему в лепешку щепоть и сыпанула — в дырочку от прутика. А он, дурак, и слопал — а там на десяток таких бугаев хватило бы.

Наконец, дважды вымыв и сполоснув ладони — а кружка у Зугги была знатная, почти ведерного размера, — она вытерла их чистой тряпицей.

— Я свое дело сделала, а ты привяжи колдуну на шею каменюку какую да спихни в реку-то.

Зугги озадаченно почесал в затылке, все еще сомневаясь в том, что колдун действительно умер.

— Да как же оно? Никто ничего и не заметил — даже покойник, чтоб его демоны в аду миловали…

Линн уже села на край сложенного в несколько раз паруса, обняла колени, чтобы не так трясло, и кое-как выдохнула непослушными губами.

— Куда уж вам заметить… ты кузнец, он маг. А вор-то тут я!

Старик повздыхал, поворчал, все еще удивляясь — как оно так вышло. Затем, уважительно посмотрев на тихо рыдающую девчонку, сделал над собой отгоняющий зло знак — и принялся за работу.

Вытащил из мешка нож (не оружие, а инструмент), отрезал от края холстины длинную неширокую ленту и, осторожно прикасаясь к коченеющему телу, привязал ее одним концом за шею. Затем ускользнул за деревья, побегал вдоль берега реки, нашел размытый обрывчик и приволок оттуда подходящий булыжник, словно специально обкатанный — с выемкой посередине, а затем прикрепил его к свободному концу ленты.

Хекнув от натуги, взвалил на плечо тяжеленное, в смерти словно ставшее еще тяжелее неподвижное тело и потащил к воде, шурша в зарослях и хрипло дыша.

Вернулся он нескоро — мокрый до пояса и с узлом в руках.

— Усе, утоп бедолага — да ловко так пошел… Я одежонку его позаимствовал — неприметная она. А то чего ж добру пропадать? Да в поясе его сначала пошарил. — И он вывалил на холст парусины тяжело звякнувший мешочек, ничем не приметный кинжал в обтянутых кожей ножнах и аккуратно свернутую накидку.

Подумав, махнул рукой на все эти треволнения. Сел рядом и принялся укорачивать добротную шерстяную одежду, подгоняя ее под свой рост. Он еще некоторое время привычно занимал натруженные руки работой, отвлекаясь от тяжких мыслей. Прошло довольно много времени, прежде чем кузнец поднял седеющую голову и посмотрел на бездумно глядящую во вновь разожженный костер девчонку.

— Мне вот ни разу не доводилось людей к Падшему отправлять. А ты легко как-то перенесла.

— А мне уже приходилось — и куда страшнее. Зимой, — мертвым и невыразительным голосом неожиданно для самой себя ответила Линн.

Она чуть покачивалась из стороны в сторону по своей привычке, незряче уставилась прямо в огонь и подсунула к нему босые, озябшие, замурзанные пяточки. Спящая дрорда чуть колыхалась на плече Линн. Страшное напряжение схлынуло полностью — и в опустошенной душе ее вертелась только одна мысль: «Тупой ты, Зугги — хоть и неплохой дядька…»

Тот не мог угадать ее мысли. Только взглянул в эти огромные, безумные глаза, поперхнулся вопросом — и вернулся к своей работе.

* * *

Зима не спешила вступать в свои права. Словно капризная и ветреная красавица, она то чуть прижимала морозцем, то вдруг уступала место теплым ветрам. И оттого в окрестностях Сарнолла по-прежнему стояла слякотная, гнилая погода. Конечно, приморскому городу такое не в диковинку, но вовсе и не в радость. Хотя в этом году оно очень даже кстати…

Бургомистр Стайн раздраженно отвернулся от окна. Был он весьма худ и подвижен до такой степени, что тяжелая золотая цепь с гербом славного города Сарнолла взвилась и снова упала на черный бархат кафтана. А в голове его продолжали вертеться все те же размышления…

Да, очень кстати, ибо немалое войско графа Ледвика, ставшее лагерем под стенами, не может попасть в город. Вообще-то это глупость несусветная — воевать зимой. Уж больно холодно, да и по сугробам мотаться заморишься. Но в действиях полубезумного графа был и свой резон — как только зимние морозы укрепят пока еще не ставший на Изели лед, воины его беспрепятственно войдут в город. Пусть и переполовиненные стужей и болезнями, но стены на этот раз не спасут.

А маги из гильдии — да что им? «Мы не вмешиваемся во внутренние дела, лишь бы не было чрезмерных кровопролитий и разрушений», — мысленно передразнил он надутого Эккера, главу морских колдунов Крумта. Может, оно и правильно — только все одно казне урон, да и свои сундуки придется изрядно облегчить — на выкуп графу и его головорезам.