Маленькая ручка - [42]

Сильвэн, которого веселило щегольство нового толка, был, однако, более сдержан в своем инстинкте размножения. Он заметил Каролине, что терпеть в доме много детей более утомительно, чем их делать. Воспитывать их, обеспечивать им будущее — тяжелая ответственность, не говоря уже о средствах, необходимых для того, чтобы подобающим образом заниматься всей этой оравой. Маловесомые доводы для Каролины — избалованного ребенка, никогда не испытывавшей недостатка в деньгах и твердо верившей в чудеса, порожденные этим благословенным состоянием, как учили монахини в детстве. И потом — чего бояться терпеть в доме детей, когда есть прекрасные няни, более терпеливые и зачастую более умелые, чем матери, чтобы заняться ими, когда у тебя есть другие дела? Каролина не собиралась, даже с многочисленным потомством, ограничивать себя детской. «Ты всегда говоришь, — добавила она, — что нужно создавать рабочие места, так вот мы их и создадим!»

Для самых неотложных дел у нее была ее драгоценная Франсуаза. Франсуаза Кормье, по прозвищу Фафа, уроженка Теншебрэ. Ей было двадцать восемь лет, когда она поступила на службу к Перинья, как раз перед рождением Каролины. Теперь Кормье было шестьдесят. Довольно неуживчивого нрава, она так и не вышла замуж, и Каролина была для нее всем. Оттого, что она почти присутствовала при рождении Каролины, обучала ее ходить, есть, говорить, годами убаюкивала ее песнями и сказками, от которых волосы на голове становились дыбом, мазала ей коленки бактерицидом, когда Каролина, парень в юбке, шлепалась, чуть не ломая себе кости; видела, как она из младенца превращается в девочку, а из девочки в женщину, Фафа стала ее матерью, и от нее было больше толка, чем от Козочки Перинья, всего боявшейся и способной утонуть в стакане воды.

Отъезд Каролины в пансион поверг Франсуазу в меланхолию; она оживала, только когда девочка возвращалась в Ла Фейер по воскресеньям и на каникулы. Она переживала еще тяжелее, когда Каролина уехала из дому в Англию, а потом поступила в институт в Кане. Фафа вернулась в Теншебрэ и писала ей бесконечные письма, на которые Каролина отвечала раз из пяти, но пригласила ее на свадьбу, и глаза Фафы снова заблестели, когда Каролина предложила переехать с ней в Париж. Фафа ждала этого целые годы.

Характер у нее был не из легких. Придирчивая, упорная и уверенная в том, что умеет делать все и лучше, чем кто бы то ни был, она не терпела ни возражений, ни критических замечаний, которые называла соображениями. «Ты все время высказываешь мне соображения!» Они с Каролиной говорили друг другу «ты», ссорились, мирились, как во времена Ла Фейера. Фафа часто раздражала молодую женщину, пытаясь ее опекать, как в детстве, делая ей апельсиновый сон «для витаминов» и гоняясь за ней со свитером или платком, когда Каролина выходила на улицу, слишком легко одетая, по мнению Фафы, в такой свежий весенний день. Каролина пожимала плечами, но часто уступала, чтобы от нее отвязались, но больше потому, что знала: Фафа незаменима. Именно она обеспечивала порядок в доме, к чему у Каролины не было больших способностей. Благодаря Фафе Каролина была совершенно спокойна в душе, уезжая из дома. Дети с Фафой были в безопасности. Даже если они порой изводили ее, Фафа умела добиться от них того, чего хотела, прибегая к силе, но также и к безграничному терпению. Каролина застала ее однажды увешанной коробками из-под плавленного сыра, прилаженными к ушам на веревочках. Фафа кормила Стефанию: у той не было аппетита, и она привередничала. Девочка, обожавшая картинки с коробок с сыром «Веселая Буренка», потребовала от Фафы — и успешно — нацепить коробки себе на уши, чтобы походить на ее развеселого кумира. И так смеялась, видя няню с этими украшениями, что, забыв обо всем, глотала ложечки пюре, которые ей подсовывали. Каролина попыталась возмутиться этим маскарадом и капризами Стефании, но ее осадила Фафа:

— Пусть я буду Веселой Буренкой! Ты же видишь, что она ест!

Приглядывая за всем, она была одновременно няней и экономкой. Она следила за провизией в шкафах и заставляла ходить по струнке Розу, молодую служанку-португалку, которую Каролина наняла, устав слушать жалобы Фафы на горы работы, что ей приходится выполнять, «совсем одной, чтобы поддерживать порядок в этом большом доме». Но появление Розы ее не успокоило, хотя та и освободила ее от забот по хозяйству и по кухне. Потребовалось несколько месяцев, чтобы Фафа приняла вновь прибывшую, которую считала узурпаторшей.

Каролине пришлось рассердиться, чтобы Фафа перестала бранить Розу по поводу и без, отчего та плакала и грозилась уйти.

— Черт побери, Фафа! Ты ворчишь, что у тебя слишком много работы, а когда я даю тебе помощницу, то она тебе не нужна!

Фафа в конце концов смягчила свою тиранию. Она только позволяла себе воздеть очи к небу, когда с восторгом обнаруживала малюсенькую морщинку на рубашке месье, выглаженной Розой.

Единственным местом, куда Фафа упорно отказывалась следовать за Каролиной, были Шозе. Эта континентальная нормандка терпеть не могла моря, которое, как она говорила, мешает ей спать и вызывает сердцебиение. Она предпочитала оставаться в августе одна в доме на улице Бак, ставшем ей родным, пока Шевире были на острове.