Маленькая коммунистка, которая никогда не улыбалась - [9]
Несколько дней спустя, после возвращения в Румынию, Бела и Марта вызывают Надю в свой кабинет, расположенный над спортзалом. Бела иногда опасается, не больна ли девочка – бледная, молчаливая, с застывшим взглядом, не сочетающимся с тем упорством, с каким это крохотное тело без устали осваивает упражнение, тщательно разбирая каждый элемент, пока не овладеет им полностью. Сколько ни рискует, никогда риском не насытится.
Они с Мартой видели немало девочек, которые торопливо, без передышки заглатывали все, что им показывают, и заставляли тело затверживать наизусть трудные места. Несколько недель так поработав, они ждали, что их станут за это хвалить и гладить по головке, что после очередных занятий тренеры скажут родителям: вашу дочку, несомненно, ждет большое будущее. Но Марта знает, что как раз от этих-то трепетных созданий толку не будет. Таким девочкам приходится уделять слишком много внимания, им постоянно требуются поощрения и ласка, иначе от них ничего не добьешься, на них, на таких «чувствительных», надо тратить дополнительное время… Она вписывает слово карандашом в своем дневнике перед фамилией, подчеркнутой красным, «чувствительная», и это окончательный диагноз. А вот Надя и глазом не моргнет, даже когда на нее повышают голос. Нади не слышно. Нади не видно. Когда она не двигается, ее словно бы и нет.
Ты делаешь успехи, Надя. Ты не упала, и две золотые медали – это хорошо, умница. Но успех необходимо закрепить, тебе придется работать больше, чем другим.
В тот же вечер за ужином она отодвигает тарелку и спрашивает у матери, можно ли уже идти спать. В постели, лежа навзничь на мокрой от слез подушке, она шепчет, пока не заснет: «Прыжок с парашютом, с па-ра-шю-том» – и представляет себе эту картинку Бела научил ее так делать, чтобы не бояться приземления после прыжка на бревне.
«В первый мой год в интернате Марта как-то вечером сказала: закрой глаза, представь себе, что твои ноги – это кисточки, и рисуй непрерывную черту, главное – не делай помарок! Назавтра я, очень встревоженная, прибежала к ней: мне приснилось, что я упала. А Марта меня похвалила: таким-то образом падай сколько угодно, дорогая; воображая падение, ты через это пройдешь, и мы об этом забудем. Может быть, Вы вставите ее слова в эту главу?»
Она звонит родителям из Варны. Там проходит чемпионат мира, но выступать она не может: слишком мала. Жалуется по телефону на все подряд: на дорогу, на погоду, на Белу, на зал и даже на то, что скучает без младшего брата, на которого дома не обращает ни малейшего внимания. И кладет трубку, пообещав немедленно лечь спать, а то как бы завтра утром не опоздать на поезд.
В ноябре ей исполнится тринадцать. Иногда Георге и Стефания просто не понимают, как разговаривать с этим ребенком. Что отвечать девочке, которая выкрикивает, что она «вне конкурса», с такой яростью, словно речь идет о постыдной болезни. Родители и на тренировках-то бывают довольно редко, а на соревнования вообще явились один-единственный раз. Они понятия не имеют, что в Варне тем же утром с Белой хотел поговорить французский журналист, ошеломленный «внеконкурсным» выступлением румынской команды, но все переводчики были заняты, и он так и не смог пригласить тренера на передачу, ту самую телепередачу, которую начал такими словами: «Я видел маленькую румынку, которая, если все сложится хорошо, наверняка станет одной из величайших гимнасток мира».
– Вы в то время уже знали о том, что были одной из лучших?
– Нет… До меня доходили какие-то слухи, говорили, что в команде есть одна очень хорошая девочка. Но откуда мне было знать, что эта девочка – я сама.
Когда я нашла в газетном архиве статью, где рассказывалось о парижском спортивном празднике, мне трудно было поверить в эту историю – настолько все в ней выглядело выстроенным, переписанным так, чтобы превратить ее в легенду, очень уж нелепой казалась ошибка французской Федерации гимнастики: они пригласили часть румынской команды на большие показательные выступления, но, взглянув на фотокопии паспортов румынских спортсменок и поняв, что перед ними дети, в конце концов отправили их демонстрировать свои достижения вместе с малолетними дебютантками.
Надя по телефону подтвердила, что все в этой статье верно, каждая деталь. Я чувствую, что недоразумение все еще кажется ей забавным и она ждет, что я посмеюсь вместе с ней. А мне никак не удавалось описать этот эпизод с юмором, как того хотелось моей героине, и через несколько дней после этого разговора я снова ей позвонила и призналась: на мой взгляд, ужасно, что Кароли, желая произвести впечатление на парижскую публику, распорядился, чтобы Надя выполнила комбинацию из крайне опасных элементов, хотя у нее не было возможности подготовиться.
– …Послушайте, мне этот прыжок именно тем и нравился, что был опасен, я хотела все время его выполнять. Меня не надо было заставлять это делать
