Маленькая Фадетта - [41]

Неизвѣстно, откуда выдумала Фадетта свой способъ леченія. Эта мысль пришла ей случайно: она припомнила, какъ помогала братишкѣ Жанэ, котораго она разъ десять спасала отъ смерти. Она охлаждала его во время жара своимъ прикосновеніемъ и дыханіемъ, и тѣмъ же способомъ согрѣвала его во время озноба. Она думала, что достаточно любви и желанія здороваго человѣка, а также и прикосновенія чистой и живой руки, чтобы удалить болѣзнь, если человѣкъ одаренъ умомъ и вѣруетъ въ милосердіе Божіе. Когда она простирала руки надъ больнымъ, то въ душѣ творила молитвы. Она дѣлала тоже для Сильвинэ, что и для своего брата, но не согласилась бы такимъ образомъ лечить существо, ей менѣе близкое и въ которомъ она не принимала такого участія. Ей казалось, что для дѣйствія этого средства требовалась прежде всего глубокая привязанность; ее она предлагала въ своемъ сердцѣ больному, иначе Господь не давалъ ей власти надъ его болѣзнью.

Заговаривая лихорадку Сильвинэ, маленькая Фадетта обращалась съ той же молитвою къ Богу, какъ для Жанэ:

— Милосердный Господь, пусть мое здоровье перейдетъ отъ меня въ это страждущее тѣло; какъ всеблагій Сынъ Вашъ предложилъ свою жизнь за грѣхи всѣхъ смертныхъ, такъ и я, недостойная, прошу взять мою жизнь и дать ее этому больному, если такова Ваша воля. Я предлагаю ее Вамъ отъ всего сердца за выздоровленіе того, о которомъ молюсь.

Маленькая Фадетта хотѣла примѣнить эту молитву у изголовья умирающей бабушки, но не посмѣла, ей все казалось, что душа и тѣло постепенно угасали въ старухѣ, вслѣдствіе ея возраста. Она должна была умереть по закону природы, созданному самимъ Богомъ. И Фадетта боялась Его прогнѣвить, потому что дѣйствовала молитвами, а не колдовствомъ. Она не дерзала просить у Бога такого чуда.

Черезъ три дня Сильвинэ поправился отъ лихорадки, благодаря ей. Никогда бы онъ не узналъ, какимъ способомъ она его лечила, если бы не проснулся въ послѣдній разъ ранѣе обыкновеннаго и не увидѣлъ ея наклоненной фигуры, когда она тихонько отнимала свои руки отъ него. Сначала онъ подумалъ, что передъ нимъ видѣнье и закрылъ глаза, чтобы ее не видѣть. Потомъ онъ спросилъ мать, не приходила-ли Фадетта щупать ему пульсъ, или это ему приснилось. Мать Барбо отвѣтила, что она дѣйствительно навѣщала его ежедневно, вотъ уже три дня, утромъ и вечеромъ и чудесно прекратила лихорадку, употребляя какое-то тайное средство. Она сказала это, потому что мужъ передалъ ей свои планы на будущее и выразилъ желаніе, чтобы Сильвинэ полюбилъ маленькую Фадетту.

Сильвинэ не хотѣлъ вѣрить словамъ матери; онъ увѣрялъ, что лихорадка прошла сама собой, что Фадетта только сочиняла и хвасталась. Онъ настолько поправился и успокоился за эти дни, что отецъ Барбо этимъ воспользовался и сообщилъ ему о возможной женитьбѣ брата, но не назвалъ намѣченную невѣсту.

— Напрасно скрываете отъ меня имя его будущей жены! — отвѣтилъ Сильвинэ, — я отлично знаю, кто она. Вѣдь Фадетта васъ всѣхъ очаровала.

Онъ былъ правъ; всѣ справки о Фадеттѣ такъ говорили въея пользу, что отецъ Барбо пересталъ колебаться и хотѣлъ вызвать Ландри. Его удерживала только ревность близнеца. Всячески онъ старался его вылечить, повторяя, что братъ его не будетъ счастливъ безъ маленькой Фадетты. Сильвинэ отвѣчалъ:

— Такъ согласитесь, если это нужно для счастія Ландри!

Но родители не рѣшались, все боясь, что онъ снова заболѣетъ, когда дадутъ согласіе.

XXXVІ.

Отецъ Барбо боялся, что Фадетта на него сердится за прежнюю его строгость къ ней и что она полюбитъ другого, утѣшившись отсутствіемъ Ландри. Онъ попробовалъ было завести рѣчь о Ландри, когда она пришла въ Бессонньеру лечить Сильвинэ, но она притворилась, что не слышитъ, это его очень смутило.

Наконецъ, въ одно прекрасное утро онъ собрался съ духомъ и пошелъ къ ней.

— Фаншонъ Фадэ, — сказалъ онъ ей, — отвѣтьте на мой вопросъ по совѣсти и по чести. Было-ли вамъ извѣстно, передъ кончиной вашей бабушки, что она оставитъ вамъ большое состояніе?

— Да, отецъ Барбо, — отвѣтила молодая дѣвушка, — я объ этомъ смутно догадывалась, потому что постоянно видѣла, какъ она считала золото и серебро, а тратили мы только гроши. Потомъ она мнѣ часто повторяла, когда насмѣхались надъ моими лохмотьями: «Не горюй, моя крошка, ты будешь богаче ихъ всѣхъ, и настанетъ день, когда ты съ головы до ногъ сможешь одѣться въ шелки, если только пожелаешь».

— Вѣроятно, вы разсказали это Ландри, — продолжалъ отецъ Барбо. — Можетъ быть, деньги играли роль въ его любви къ вамъ?

— За это я ручаюсь, отецъ Барбо, — отвѣтила маленькая Фадетта. — Я задала себѣ цѣлью быть любимой за мои прекрасные глаза, и не была такъ глупа, чтобы говорить, что ихъ красота заключается въ кошелькахъ изъ чешуи. А впрочемъ, я могла это сдѣлать безъ страха. Ландри любилъ меня такъ честно, что никогда не справлялся о моихъ средствахъ.

— А послѣ смерти вашей бабушки, милая моя Фаншонъ, — сказалъ отецъ Барбо, — можете-ли вы мнѣ дать честное слово, что Ландри не узналъ ни черезъ васъ, ни отъ кого другого, про ваши дѣла?

— Могу дать, — отвѣтила Фадетта, — какъ Богъ святъ, кромѣ меня, только вы все знаете.

— А какъ вы думаете, любитъ васъ Ландри до сихъ поръ? Имѣли вы доказательства того, что онъ васъ не забылъ со смерти вашей бабушки?